Как обычно, в любых подковерных играх, в которые в разной степени играли абсолютно все, требовались конспирация и осторожность. Паша Песцов законспирировался как следует.

– Я поговорить хотел, только в городе где-нибудь.

“В городе” означало в каком-нибудь ресторане, часа три, а то и больше, с шептанием друг другу в уши. Бахрушин терпеть этого не мог, обедал там только с журналистами, которых невозможно было выносить “в кабинетном формате” – они, как мартышки в клетке, начинали метаться, косить глазами, бросаться на стены, рассыпать по полу пепельницы и опрокидывать чашки.

– Паш, ты приходи лучше ко мне.

– К тебе? – усомнился Песцов.

Должности у них были абсолютно равновеликие, согласно штатному расписанию. Песцов – директор дирекции развлекательных программ. Бахрушин – директор дирекции информационных. Однако согласно неписаным телевизионным законам Бахрушин был почти бог, а Песцов – простой чиновник. Информация есть информация.

– Леш, ну в кабинете неудобно, ты же понимаешь.

– Тогда давай по телефону, – предложил Бахрушин, у которого не было никакого резона облегчать Паше жизнь.

Вот на этом месте Песцову все должно было стать ясно и понятно, но не стало, или он сделал вид, что не понял.

– По телефону нельзя, – сказал он приглушенно.

Бахрушин стряхнул пепел с сигареты, повернулся с креслом к окну и посмотрел.

Шел дождь – “редкое” явление для октябрьской Москвы! Он шел так давно и нудно, что казалось, весь город канул внутрь дождевой тучи. Жить в брюхе у тучи было нелегко и безрадостно – дождь, и серость, и мокрые зонты, и светофоры, отражающиеся в асфальте, и темнеет уже в пять, и тоска такая, что тянет прыгнуть с какого-нибудь моста в серую, холодную асфальтовую воду.

– Паш, у меня расписание на эту неделю…

– Да мне буквально на… несколько минут.

Тут Бахрушин решил, что точно чего-то недопонимает.

– Паша, ты что? Если ты про обращение, то я не стану его подписывать. И обсуждать не хочу. Я уже принял решение.

– Леша, ты что… по телефону?!

Бахрушин смял в пепельнице сигарету, прижал трубку ухом и вытащил из пачки следующую.

Надо же чем-то заниматься. Вот хоть курить, раз уж работать не дают.

Время от времени все подписывали “обращения” – то к президенту страны, то к премьеру, то к кому-нибудь попроще, например, к министру печати или к председателю Российского телевидения. К премьеру и президенту “обращались” с убедительной просьбой сместить министра или председателя. К министру – с просьбой повлиять на правительство и президента.

К председателю – с просьбой “остановить беспредел в компании”, улучшить, углубить, усугубить, а лучше бы всего, конечно, денег прибавить. Бахрушину ловко удавалось подписаний избегать – он точно знал, что денег не прибавят, а профессионализм и чувство юмора все как-то не давали ему сосредоточиться на проблемах “космического масштаба”. У него полно было своих проблем, масштаба вовсе не космического, а как раз очень приземленного – вот вчера перед вечерним выпуском зависла система “New Star”, а в ней работают все компьютеры, задействованные в подготовке выпуска.

Паника, катастрофа, у выпускающего инфаркт, с бумажки читать все давно разучились, в глазах ужас и предчувствие конца света, и взять себя в руки никто не может. Всех в руки взял Бахрушин – и ничего. Вышли в эфир, и новости были как новости, и ведущая как ведущая, чуть бледновата только и излишне много улыбалась.

Бахрушин понюхал дым от собственной сигареты, еще покрутился в кресле, удобнее устраивая спину, и прислушался к Паше в трубке.