У меня внезапно возникла сумасшедшая идея.

«Так вот, теперь мы отправимся туда вместе, — сказал я. — Я собираюсь нанести визит сэру Вильяму и хочу, чтобы вы были под рукой. Впустят ли они вас на кухню снова или вы им надоели?»

«Мой сержант, там все без ума от меня. Когда я уходил, они хором вздыхали: „Неужели вы должны уже нас покинуть?“»

Мы говорили в Ярде: «Убивший однажды навсегда остается убийцей». Возможно, именно поэтому у меня возникло желание, чтобы молодой Роберте находился в пределах досягаемости. Ведь я собирался выложить сэру Вильяму Келсо все начистоту. Я видел его только раз, но у меня сложилось впечатление, что он относится к тому типу людей, которые вполне способны убить, но вряд ли способны лгать…

Подойдя к калитке, я стал рыться в бумажнике, ища визитную карточку. К счастью, одна отыскалась. На ней было несколько чернильных пятен. Робертс, который ничего не пропускал мимо, заметил:

«Лично я всегда пользуюсь промокательной бумагой».

И, посвистывая, пошел дальше. Я вручил служанке мою карточку и спросил, сможет ли сэр Вильям принять меня. В этот же момент Робертс подмигнул ей и указал на боковую дверь. Ему она кивнула, а меня пригласила войти. Робертс сошел вниз, на кухню. Так я чувствовал себя в большей безопасности.

Сэр Вильям был крупный мужчина, примерно такой, как я. Вертя в пальцах мою карточку, он сказал:

«Итак, сержант, чем могу быть полезен? — Он говорил вполне дружелюбно. — Садитесь, пожалуйста».

«Пожалуй, я постою, сэр Вильям… — ответил я. — Мне хочется задать вам всего лишь один вопрос, если разрешите».

«Бога ради», — ответил он, не проявляя особого интереса.

«Когда вам стало известно, что Перкинс шантажирует леди Хедингем?»

Он стоял перед огромным письменным столом, а я — напротив. Перестав вертеть мою карточку, он замер, наступила неловкая тишина…

«Это ваш единственный вопрос?» — наконец спросил он.

Что меня удивило, так это его голос — такой же спокойный, как прежде.

«Пожалуй, еще один… Есть ли у вас дома пишущая машинка?»

Сэр Вильям глубоко вздохнул, бросил мою визитную карточку в корзину для бумаг и отошел к окну. Он стоял спиной ко мне, погруженный в раздумья. Затем он резко повернулся, и, к моему удивлению, я увидел на его лице дружелюбную улыбку.

«Я думаю, нам лучше присесть», — сказал он.

Так мы и сделали.

«У меня есть пишущая машинка, которой я иногда пользуюсь, — начал он. — Смею думать, что и вы тоже пользуетесь машинкой».

«Да», — ответил я.

«И еще тысячи других людей — включая, быть может, убийцу, которого вы разыскиваете», — продолжал он.

«Тысячи людей, включая убийцу», — согласился я.

Он заметил различие в наших словах и улыбнулся. Я сказал «людей», а не «других людей». И я не сказал «разыскиваемого» убийцу. Потому что уже нашел его.

«И к тому же, — продолжал я, — на машинке был напечатан текст поздравительного послания».

«Было ли в нем что-то примечательное?» — спросил он.

«Нет, не считая того, что написано оно было эзоповским языком».

«Мой дорогой юноша, Эзоп здесь ни при чем, ведь это простое поздравление ко дню рождения — любой бы написал его так», — возразил он.

«Любой представитель вашего сословия, сэр Вильям, который знал бы вас обоих. И больше никто… Вот завтра день рождения инспектора Тотмена… („Которым он все уши нам прожужжал, черт бы его побрал“, — добавил я про себя.