Он смотрел сквозь меня невидящим взором. Я спрашивал себя, о чем он думает. Наконец он произнес:

«Вы, вероятно, написали бы так: „Долгой жизни и всех благ, с наилучшими пожеланиями от восхищенного…“»

Это было непостижимо. Во-первых, то, что он действительно обдумывал это, когда у него были более серьезные проблемы, над которыми стоило бы призадуматься, а во-вторых, что у него действительно все очень складно получилось. Это «от восхищенного» означало, что он изучил Тотмена так же, как сейчас изучает меня, и догадался, как бы я подольстил своему начальнику.

«Вот видите, — он улыбнулся, — это совсем нетрудно. И тот факт, что воспользовались моей карточкой, является сам по себе убедительным доказательством моей невиновности, не так ли?»

«Для присяжных — пожалуй, — сказал я, — но не для меня».

«Я надеюсь, что смогу убедить вас… — пробормотал он. — Так что же вы собираетесь делать?»

«Я собираюсь, разумеется, представить свою версию завтра же инспектору Тотмену».

«О! Великолепный сюрприз для него ко дню рождения. И что, по-вашему, он предпримет?»

Тут он меня поддел, причем преднамеренно.

«По-моему, ВЫ тоже знаете его, сэр», — сказал я.

«Да, знаю», — улыбнулся он.

«А также и меня, смею заметить, и любого встречного вы схватываете на лету. Но и у обычных людей вроде меня бывают внезапные озарения — ведь я сумел раскусить вас, сэр? Не правда ли? И я почти уверен, что если мы привлечем вас в качестве свидетеля и вы примете присягу, то лжесвидетельство вам будет менее по вкусу, чем признание в убийстве».

«А ВАМ — нет?» — спросил он молниеносно.

«Я считаю, — ответил я, — что есть немало людей, которых следовало бы убить. Но я — полицейский, и мои мысли не меняют существа дела… Ведь вы убили Перкинса, не так ли»?

Он кивнул, а затем произнес чуть не с ухмылкой:

«Истощение нервной системы… Любой специалист подтвердит этот диагноз под присягой».

Видит бог, человек он был неплохой. И мне было действительно жаль, когда на следующий день его нашли мертвым — он пустил себе пулю в лоб. А впрочем, что еще оставалось ему делать? Он знал, что находится в моих руках…

И Фред Мортимер умолк… Я запротестовал: он не должен был обрывать рассказ вот так, внезапно.

— Мой друг, — молвил Мортимер, — это не конец. Мы сейчас только подходим к самой волнующей части, от которой у вас волосы встанут дыбом.

— Если так, — сказал я улыбаясь, — тогда, выходит, все рассказанное вами до сих пор — не более чем вступление?

— Вот именно. Теперь слушайте. В пятницу утром, еще перед тем, как мы узнали о смерти сэра Вильяма, я пошел с докладом к инспектору Тотмену. Его не было. Никто не знал, где он. Позвонили ему домой… Теперь держитесь крепче за ножку стола… Когда привратник вошел в квартиру Тотмена, то обнаружил, что инспектор мертв…

— Боже мой! — воскликнул я.