Эмили . Люди – живые и поэтому связаны с природой, в которой они обитают. Эта связь заключается в разговорах о разрушении, о котором они имеют, однако, весьма неясное представление. Злой атом! Полураспаду – да, полуразводу – нет!

Кармилла . Мы – наполовину живые. Плохо везде. Никого нельзя заменить. Все, что появляется в природе и что можно увидеть, нам хорошо знакомо. Обитающие в ней так похожи друг на друга, что их можно перепутать. Единственным в своем роде их мясо не является, но оно и не сверхъестественное. Они – это мы. Они едят. Мы едим. Среднестатистическое количество. Мне плохо. Я очень больна.

Эмили . Ну, теперь то ты, наконец, хочешь послушать мое стихотворение, да или нет?

Кармилла . Я хочу послушать себя. Я уже убила двоих, нет, троих своих детей. Я была служащей. Я управляю имуществом покойников. Кончину этих троих детей, как и кончину всех людей, извинить нельзя. Но таким образом они становятся реальностью. Как для нас, так и для чиновников истории в их министерстве. Об этом выдают справку. Посетители приходят. Я размышляю. Я размышляю о том, как могла бы сложиться жизнь этих детей.

Эмили . Послушай меня, наконец. Теперь я говорю свободно! Я сама сплела эти слова. Я могла бы выбрать совершенно другие. В его переводе стихотворение звучит приблизительно следующим образом:

Я прихожу, когда ты одна, тебе тяжело

и ты ложишься спать,

когда сумасшедшая суета дня глохнет,

и начинает запотевать

стеклышко вечера ночной прохладой.

Если чуткого сердца не отпугнет

ласка, и шутки шаткая благодать,

и уйти вслед за мною ты будешь рада

из очерченных для тебя пределов,

тогда – ты слышишь? – в колокол бьет,

дикое время, время смелых.

Слышишь, как властно звучит глагол

чувств незнакомых, чужих и светлых,

предвестником силы, большей, чем эта –

я пришла .

Пауза.

Кармилла нежно притягивает Эмили к себе, снимает с нее очки для чтения, откладывает в сторону книгу и убирает дорожную печатную машинку Эмили с доски, положенной поперек гроба. Долгое объятие.

Кармилла . Эмили, ты сделала доброе дело – поспособствовала развитию у меня чувства прекрасного. Откуда у тебя этот талант? Теперь ко мне вновь вернулось мужество, теперь я не боюсь выделяться, пусть и с неприятной стороны. Посмотри, как я устроилась: мебель! мебель! О, моя дорогая мебель! Прекрасно! Куда ни бросишь взгляд – повсюду следы моего бессмертия. И каждый раз почти все на четырех ногах. Как зверь на охоте в конторе. Я – счастливая домохозяйка. Сейчас мне станет плохо. Возможно, именно сейчас я и заболела.

Эмили . Совершенно бессмертной я, наверное, не стану. К сожалению! Только наполовину, так уж суждено нашей отвратительной породе. В настоящий момент я могу размышлять о современности лишь вполсилы.

Кармилла . Они хотят затравить нас при помощи крестов. Вот какое оружие они хотят применить против нас! Они прочитали в умной книге: быть христианином значит быть против вампира как принципа. Христианину нельзя пить кровь, принадлежащую другому, за исключением крови начальника. У меня температура – минимум 39 градусов по Цельсию. Я только что заболела.

Эмили . Кроме того, существует Папа. Он – представитель. Он летает и ездит. Того, кто его не похвалит, разорвут в клочья! При виде него толпа неистовствует. Пожалуйста, на него ничего не бросать! Пожалуйста, молиться! Он даже отходы любит. Он говорит. Теперь говорит Папа. Того, кто не может его любить, толпа оплевывает.

Кармилла . Я тоже так считаю. Да. Это христианство – такой же вампир, как и мы. Даже еще больший! Оно не живет, но оно и не умерло. Смотри на него по телевизору и знакомься с ним! Оно обесценилось. Ему следует оказать нам любезность и наконец то стать честным покойником.