Мишка и Рыжуха инстинктом почувствовали опасность. Раньше они шли спокойно и доверчиво, ступив же на трясину, фыркали и принюхивались к каждому шагу, часто останавливались и пробовали зыбкую почву ногой. А выйдя на твёрдую землю Андрюшкиного острова, радостно замычали и ускорили шаг.

Бабушка Ульяна сидела на пороге домика и чистила грибы, собранные Гришакой и Маринкой. Услышав мычанье Рыжухи, она подняла голову и, всплеснув руками, вскочила. Грибы высыпались на землю, но Гришака и Маринка на это не обиделись: они уже бежали вперегонки навстречу неожиданным гостям.

— Рыжуха! Рыжуня! — крикнула бабушка Ульяна и не то засмеялась, не то заплакала, а рыжая корова вырвала верёвку из Сашиных рук и с жалобным мычанием побежала ей навстречу. Мешок с картошкой сполз у неё под живот, хлопал по ногам.

— Да бедная ж ты моя, — наклонилась бабушка Ульяна, ощупывая твёрдое, как камень, вымя. — Сейчас я тебя подою, только вот беда, все горшки под молоко пойдут!

Через минуту струйки молока зазвенели о стенки чугунка, взбивая белую пену. Ребята окружили корову, глотая слюнки, а огромная Рыжуха стояла как вкопанная и громко вздыхала от облегчения.

— Кому молоко, Сашок, а нам забота, сарай ставить, — сказал дед Никита, опускаясь на землю, неподалёку от бабушки.

— Построим, дедушка, — отозвался Саша. Ему и правда начинало казаться, что для них с дедом нет ничего невозможного. И, забывая об усталости, он вскочил, готовый приняться за дело. Ему так было легче: забота о новом гнезде на их удивительном острове отгоняла грустные мысли о Малинке, о маме.

— Что ж, можно, — согласился дед. — Только не сейчас. Мои ноги не хотят так скоро бегать. А ты у меня один помощник остался. Эх, Андрейка ты мой, Андрейка, неприкрытый лежишь! — Дед Никита махнул рукой и отвернулся.

Отойдя от него, Саша задумался. Большое горе у деда. Андрейка, единственный его правнук, лежит там, на полянке. И Мотя, и маленький Ивашка…

Саша взглянул вверх на солнце, что-то рассчитывая, тряхнул головой и быстро направился к дому. Дед Никита не пошевелился и головы не повернул ему вслед.

Бабушка Ульяна хозяйничала в избе. Маринка и Гришака пасли козу, малыши копались в песке и о чём-то весело спорили.

Саша постоял немного в нерешительности, потом вошёл в дом и взял стоявшую у стены лопату.

— Бабушка, — сказал он, — я хочу немножко по острову походить. Я ненадолго.

— Хорошо, хорошо, — рассеянно отозвалась бабушка Ульяна, занятая своим делом. — По болоту только, Сашок, не ходи один, долго ли до греха.

— Я недолго, — повторил Саша и с лопатой на плече медленно спустился под горку. Оглянулся и, убедившись, что за ним никто не следит, круто повернул на знакомую дорогу к Малинке.

Километр за километром… вот и тропинка, ведущая к берегу Малинки и печным трубам на той стороне… Но Саша не пошёл по ней. Он на минуту остановился, вздохнул и почти бегом бросился в сторону, по направлению к старому дубу на поляне.

— Не могу, что они там лежат незакопанные, — прошептал он. И ещё раз повторил почти громко: — Страшно. Очень. И всё равно не могу!

Теперь он не бежал, а шёл, осторожно, ко всему прислушиваясь. Полянки не перебегал, а обходил стороной, прячась за кустами. Немцы были на той стороне. Они могли оказаться и на этой…

Перед самой поляной с дубом он остановился и стоял долго, то удерживая дыхание, то тяжело вздыхая. Вдруг вздрогнул: совсем близко послышался тихий, очень тихий стон.

Схватив руками ветки орехового куста, Саша прижал их к груди, словно защищая себя. Затем медленно опустился на четвереньки и пополз, прижимаясь к земле.