Жоржик так и кипел, так и искрился оживлением, и его соседки не отставали от него.

Теперь и Маша Попова, успокоившаяся немного, примкнула к этой веселой тройке, и ее забавный басок зазвучал на этом оживленном конце стола.

А в то же время воспитатель мальчиков, Алексей Федорович, старался оживить и развлечь сидевших по соседству с ним Марину Райскую и Риту, скромно молчавших во все время обеда. Но все темы, испробованные им для разговора, не принесли решительно никакого успеха. И Мара, и Рита ограничивались лишь односложными ответами на все предлагаемые им вопросы.

— Вы что это? Марочку мою разговорить, кажется, хотите? — поглядывая в их сторону, спросила через стол студента Анастасия Арсеньевна. — Ну, в таком случае, советую вам поговорить с нею о Сибири… Живо встрепенется наша неулыба-царевна. Она у нас сибирячка и так Сибирь любит, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

— Так вы из Сибири, барышня? Да ведь и я также оттуда, — вырвалось радостно у студента. — Вы из какой губернии будете?

— Из Тобольской. Из-под самого Тобольска, — встрепенулась Мара.

— Представьте, да ведь и я же почти что оттуда. Мой отец учительствует там в пригородной слободе. Земляки, стало быть, мы с вами.

— Стало быть, земляки, — улыбнулась Мара. — Вот уж где не думала земляка встретить! — искренне и просто сказала она.

Бабуся была права. Беседа о милой родине преобразила Мару. Теперь она уже не сидела далекая и апатичная, как несколько минут тому назад. Ее серые глаза искрились, пока она забрасывала студента вопросами.

Алексей Федорович едва успевал рассказывать про их родной город девочке, откуда сам он вернулся несколько месяцев назад.

Обед кончился, и хозяева пригласили гостей в гостиную. Анна Вадимовна подкатила кресло к роялю. Большая любительница музыки, она и сама была прекрасной музыкантшей. И гости почувствовали это сразу, лишь только ее худенькие пальцы коснулись клавиш. То радостные, нежные, то грустные звуки наполнили нарядный салон.

Зайдя за рояль, Дося смотрела на музыкантшу, боясь пропустить единую нотку, единый звук.

— Тебе, как видно, нравится моя музыка, девочка? — неожиданно обратилась к ней Бартемьева, встречаясь с восторженным взглядом, устремленным на нее.

— О, Господи, как вы можете спрашивать! Дивно, дивно хорошо! — вырвалось с непосредственным восторгом у той. — Только сказочные феи могут так дивно играть! — докончила она с присущей ей наивной горячностью, заставив невольно улыбнуться Анну Вадимовну ее словам.

«Сама-то ты прелестная маленькая фея, — пронеслось в мозгу Бартемьевой. — И главная прелесть твоя в том, что вряд ли ты сознаешь сама, как ты мила». — И тут же прибавила вслух, со своей милой ласковой улыбкой:

— Ты мне очень нравишься, девочка, и я была бы рада, если бы ты смотрела на меня как на своего старого друга. Надеюсь, мы видимся не в последний раз. Приходи к нам почаще, и если бы тебе когда-нибудь понадобилась помощь настоящего испытанного друга, обещай прежде всего обратиться за нею ко мне. Ко мне, а не к кому-нибудь другому. Обещаешь, девочка?

— Обещаю, — чуть слышно произнесли детские губы.

Возвращались домой пансионерки поздно вечером. Алексей Федорович с Сашей и Жоржем провожали Анастасию Арсеньевну и девочек с фонарями до самых ворот пансиона.

Жорж шагал подле Доси и Аси, держа под мышкой какую-то круглую корзинку с крышкой и всю дорогу болтал с ними без умолку. Но на вопросы девочек, что у него в корзинке, Жоржик только отшучивался и махал рукой.

На прощанье он сунул таинственную корзинку в руки Досе и наскоро шепнул ей:

— Это от меня Соне-Наоборот маленький гостинец.