— Да, вот приехал. Помирать домой приехал, сыночек, — звучал глухой, надтреснутый голос Дубякина. — Уж принимай старого тятьку. Небось, служить на прежнем месте-то невмоготу. На юг, сказывали доктора, ехать надо. А для этого деньги нужны, Венюшка. Только где их взять, деньги-то эти? Стало быть, вот и надо думать волей-неволей о гробовой доске.

— Да полно тебе, Иван Павлович, сердце-то нам кручинить, мое да Венино. Милостив Господь, авось, и найдем возможность устроиться как-нибудь на юге, и вылечим тебя, даст Бог. Грех отчаиваться заранее, — тихо проговорила Дарья Васильевна, в то время как у самой слезы так и катились по щекам.

— Полно, Даша, как тут устроишься? Скопленных денег у нас с тобой не имеется, а работать я больше не могу, да и ты устала, родимая… С утра до вечера спокоя не знаешь. Нет уж, видно, посетил нас Господь. Слава Богу еще, что Венюшка наш молодец: жив и здоров. Рад, небось, повидать отца, Венюша?

Большие, синие, такие же, как у сына, глаза Дубякина любовно поглядывали на Веню, и под этим ласковым, любящим взглядом и радостно, и больно сжималось детское сердце в то время как вереница мыслей проносилась в голове мальчика. Как помочь делу? Как и где устроить больного отца? Как дать ему возможность отдохнуть и полечиться?

Вдруг новая мысль мелькнула в голове Вени.

«Дося! Ну, конечно, она, Дося! Только она одна может им помочь. И он-то хорош тоже! Как он мог забыть своего верного друга в такие минуты? Ведь Дося теперь часто бывает у Бартемьевых, у этих богачей и аристократов, а сама Бартемьева души не чает в девочке. Это он и от Аси, и от Жоржа с Сашей сам слышал. Так вот, ежели завтра им съездить к Досе? Как раз завтра, на их счастье, приемный день в пансионе, и они с отцом могут отправиться туда. Сначала он один пойдет, расскажет все Досичке, а там подойдет и отец, благо, он уже знаком третий год с Досей. Может быть, через нее можно будет попросить Бартемьевых в какой-нибудь санаторий, где недорого берут, отца устроить на юге, либо у знакомых ихних у кого-нибудь».

И, не откладывая дела в долгий ящик, Веня тут же поделился этими мыслями со своими.

— А ведь что ты скажешь, Иван Павлович, мальчонка-то, пожалуй, что и правильно рассудил, — одобрила пасынка Дарья Васильевна. — И мой тебе совет: отправляйтесь вы с Веней завтрашний день на острова, на конке, повидайте Досиньку, может, и выйдет что.

— Что ж, можно, отчего не попробовать, коли нет иного выхода, — согласился Дубякин. — Хуже не будет, если и не выйдет ничего.

— А мне кажется, что непременно выйдет. Непременно! — горячо вырвалось у Вени. — Уж раз Дося возьмется за это дело — выйдет непременно. Вот увидишь, папочка!

— Твоими бы устами да мед пить, сынок, — отозвался на этот порыв сына Дубякин. — Ну, коли решили так, и отправимся завтра. А пока что рассказывайте, как вы тут жили без меня?

Ехали долго, на двух конках, и Ивану Павловичу, непривычному к столичной сутолоке, целой вечностью показался этот путь. Наконец, добрались до островов и, сойдя с конки, уже дошли пешком до дачи Зариной.

— Ты подожди меня в передней, папочка, а я, как переговорю с Досей, сейчас же и позову тебя. Так лучше будет. Ладно? — предложил Веня.

— Да ладно уж, будь по-твоему, видно, нынче закон такой вышел, чтобы яйца, значит, уму-разуму курицу учили, — пошутил Ив Павлович, потрепав по щеке своего любимца, — здесь посижу, а ты ступай.

И Вене оставалось теперь только храбро направиться из вестибюля в приемную.