Витька добрался до дома, но к себе не cтал подниматься, потому что решил покататься на трамвае — в трамвае, по наблюдениям Витьки, думалось как-то легче. Он выбрал линию, описывающую вокруг города кольцо, купил билет и отправился в поэтическую командировку.

На втором витке он придумал историю про то, как одна женщина решила убить свою старую больную собаку, но у нее ничего не получилось — то одно ей помешает, то другое. И в конце концов женщина решает собаку оставить.

Эта история показалась Витьке вполне оригинальной: во всяком случае, раньше он ее нигде не слышал и не читал. Витька дождался своей остановки, выскочил и побежал домой, чтобы успеть, как сказал бы Жмуркин, „переплавить черную руду идеи в золото поэтических строк“.

Но сразу приступить к переплавке не удалось — сначала мать отослала Витьку за хлебом, затем усадила за ужин. После ужина он потихоньку направился к себе, но его перехватил папашка. Папашка неожиданно затеял беседу о последних публикациях в „Иностранной литературе“ и вообще о новых направлениях в современном искусстве слова. Витька слушал вполуха, папашка же сыпал фамилиями писателей и названиями книг, спрашивал Витькино о них мнение, спрашивал, что сын думает о несколько затянувшемся кризисе в великой русской литературе, и вообще, нудил и изводил. Витька отвечал кое-как. Тогда папахен завелся и поинтересовался, кто для него, Витьки, его сына и наследника имущества и идеалов, является авторитетом в современной литературе? Витька ответил, что непререкаемым авторитетом в современной литературе для него является Михаэль Шумахер. Отец оторопел и впал в состояние легкой комы. Витька воспользовался этим и шмыгнул в свою комнату.

Там он сразу улегся на диван, взял лист бумаги, фломастер и принялся сочинять на придуманную историю стихи.

Стихи не сочинялись. Вернее, сочинялись, но какие-то кривые и по сравнению с историей неинтересные. Очень скоро Витька изнемог от творческих мук и решил поспать. Но выспаться толком ему не пришлось — всю ночь парня преследовали тяжелые сны: мужики в ботфортах, собаки с усами, Салтыков-Щедрин в летающей тарелке… Витька ворочался с боку на бок, и, когда ему снова приснился Салтыков-Щедрин, правда, в этот раз с банджо и маракасами, Витька встал и решил посмотреть телевизор. Попал на ночной сеанс. Картину про оборотней и их нелегкую судьбу он выдержал двадцать минут, потом выпил валерьянки и вырубился. Но оборотни, челюсти, зубы и кровь ему снились до утра.

В шесть часов Витька проснулся и вышел на балкон подышать свежим воздухом.

Утро было прекрасно, солнце в окнах соседнего дома было тоже прекрасно, но даже утро не вдохновило Витьку. Он уселся на бак с протухшей квашеной капустой и стал смотреть на раннего дворника.

Неожиданно на верхнем балконе послышалось шипенье, сверху свесились мохнатые лапки, затем морда, а потом на Витькин балкон свалился маленький полосатый котенок.

— Кис-кис! — поманил Витька зверюшку. — Кис-кис-кис…

Вообще-то Витька любил кошек гораздо меньше, чем собак. Кошкам он не доверял и даже слегка их опасался. Конечно, он слышал, что те, кто любит собак, одержимы скрытой манией величия, кошколюбы же, наоборот, люди уверенные в себе и цельные, но все равно кошек Витька не уважал. А этот котенок показался ему таким симпатичным, что захотелось даже его погладить.

Но котенок явно не собирался подходить к Витьке — наоборот, собирался и дальше гулять сам по себе. Тогда Витька быстро сбегал на кухню и притащил блюдечко и пакет с молоком.

Котенок равнодушно сидел на перилах и облизывал лапки. Витька поставил блюдечко поближе к нему, откусил уголок пакета и налил молока.