Просьба была неожиданной. Для человека, которого разбудили две секунды назад и проморгаться толком не дали. Дежурный вскочил почему-то по стойке «Смирно», опрокинул стул, спохватился, рванулся к Максу, зацепил стол… Приземлился на четвереньки прямо у Макса в ногах, как будто решил на него помолиться. Старик смотрел в окошко.

— Макс, ты что? Я понимаю, что работать не хочется, ну наколешь дровишек и пойдешь играться. А то даже некрасиво, в самом деле.

Зрелище действительно было некрасивым, особенно то, как дежурный, опираясь то на опрокинутый стул, то на Максовы коленки, вставал на ноги.

— Что у тебя, Палыч, пацан такой буйный?

— Да не проснулся еще.

Дежурный щелкнул задвижкой, ловко выпихнул Макса на проходную и отвернулся к окну спиной, включая электрический чайник.

— Пошли, — приказал Старик, и знакомая боль резанула по ногам. Что ж, пошли так пошли. Печку истопить и правда не труд.

Макс брел по сугробам и думал: зачем? Зачем он Старику? Покойник сам не может наколоть себе дровишек? Глупости. Тот, кто голой рукой закрывает дверцу топки, курит туда, не опаляя усов, вряд ли очень устает от физической работы. Может, просто скучно Старику? Ну сходил бы в кино… Парень на проходной какой-то странный, то ли первый раз в лагере, то ли его еще как-то обошла новость о смерти Старика. Загадки кругом. И хоть бы кто что подсказал!

Землянку за ночь подморозило, внутри было холоднее, чем на улице. Макс даже раздеваться не стал. Вытащил из предбанника несколько полешек, там же нашел топор, вышел на улицу. Сейчас быстренько наколем дров, станет теплее. Старик ушел в землянку и на улицу не показывался. Можно было бросить дрова и бежать на все четыре стороны, но уже не хотелось. Во-первых, надо закончить начатое, а во-вторых, кто этого Старика знает, где он догонит в следующий раз и что такое учудит. Ничего хорошего точно — поясница болела до сих пор. Так зачем проверять на себе стариковский характер? Лучше уж дров наколоть, в самом деле. Надрать бересты, щепочек наделать, вот и готово!

Макс потащил дрова в землянку вполне довольный собой. Сейчас мы здесь устроим Ташкент! Старик сидел на табуретке у стола и с одобрением наблюдал, как возится у печки Макс. Знакомая картина! Макс укладывал дрова и бересту, а сам вспоминал, как совсем недавно, позавчера, кажется, стоял на срубе и наблюдал в отдушину землянки, как у этой самой печи возится Сашка. Где же он? Надо еще раз позвонить ему домой да собрать сегодня ребят прочесать лес.

Сухая береста вспыхнула, Макс еще бумаги добавил, в несколько секунд загорелись дрова. Вот и ладно. Поддувало пошире, заслонку откроем как следует. Воды, наверное, надо нагреть, где тут у Старика была большая кастрюля? Макс оглянулся в поисках посудины и увидел на стене то, чего раньше не замечал. У самой печи в рамочке, чуть ниже уровня глаз висела групповая фотография. Человек двадцать ребят, чуть постарше Макса на фоне корпуса четвертого отряда. Ну да, вот и номер висит, а корпус тот теперь синий. Внизу стояла дата: тысяча девятьсот восемьдесят… У-у! Столько не живут. А покойничек-то наш сентиментальный! Старые фотки вон на стену вешает. Эти парни уже лысые давно, а может, один из них Максов отец, надо посмотреть поближе. Он прикрыл поддувало и шагнул к стене, рассмотреть фотку.

— Это Валька, — сообщил Старик. — И Лешка с ним. Давно, тебя еще не было.

Он говорил так, будто на снимке и правда два человека, а не двадцать. Чем, интересно, они так запомнились Старику? Да он же, небось, не знает, как Макса-то зовут, не говоря обо всех остальных в лагере! А этих помнит…

— Ваши внуки?

— Не… Просто хорошие были ребята… Иди-ка ты дверь утепляй!

Глава VI

Слишком похоже!

В лагерь Макс бежал, не чуя валенок.