Евгений Некрасов, Мария Некрасова. Большая книга ужасов – 67
Евгений Некрасов Те, кого не видно
Глава I. Все пополам
Тайга пахла разогретой на солнце кедровой хвоей и тысячью трав, из которых я не знал и десятка. Мы с Мышью валялись на бревнах, сложенных за домом в неровный штабель, и смотрели, как старик Гематоген одной левой колет дрова. Правая у него была замотана тряпками с проступившим пятном травяного отвара. Бревна для новой избы срубил сын старика. На таежной опушке была его могила с начавшим сереть от дождей дубовым крестом, а больше ничего мы о нем не знали. Теперь Гематоген пустил непостроенную избу на дрова. Он устанавливал на колоде полено, брал из травы колун и бил, как всадник шашкой, описывая рукой полный круг. Когда тупой нос колуна рассаживал полено на две одинаковые горбушки, я представлял, что могло быть, если бы на месте полена оказалась моя голова. Мышь однажды призналась мне, что думает о том же. Хотя Мышь по своей детской безбашенности почти ничего не боится. Из-за покалеченной руки Гематоген делал много лишних движений: взять колун, ударить, поставить колун… подобрать разлетевшиеся половинки полена… взять колун. Нам с Мышью ничего не стоило бы подавать ему поленья или сложить наколотые дрова, но Гематоген шарахался от нашей помощи. Он отвык от людей и, если заговорить с ним, впадал в тихую панику. Лицо у него становилось несчастное, глаза рыскали, как будто Гематоген искал, куда бы смыться. В конце концов мы перестали с ним разговаривать. Нужна, скажем, пила – найдешь сам, покажешь, он кивнет. Кладешь на место – опять покажешь, Гематоген опять кивнет. Он молчал неделями, не чувствуя никаких неудобств. Его лайка привыкла, что хозяин подает команды свистом, и удивлялась человеческой речи. Сами понимаете, мы не считали Гематогена душой общества, да и ему вряд ли нравилась наша компания. Мы сошлись поневоле. Мыши нужен был воздух кедровой тайги, чтобы вылечить астму, Гематогену – наши деньги, чтобы пережить зиму. Раньше он охотился и отдавал звериные шкурки вертолетчику Болтунову в обмен на соль, крупу и другие припасы. Но с покалеченной рукой Гематоген уже не мог ни стрелять, ни ставить капканы. Тогда Болтунов подыскал ему квартирантов – Мышь с астмой, папу и меня. Уже через неделю мы начали жалеть, что не нашли кедровую тайгу поближе к магазинам и подальше от полусумасшедшего старика. Но вертолетчики обещали вернуться за нами только в конце августа. Изменить мы ничего не могли, оставалось научиться жить с Гематогеном, не мешая друг другу. Изба еще до нас была разделена перегородкой. По молчаливому соглашению мы поделили все остальное. Огород и тайга от Гематогеновой половины избы до Красноярска принадлежали старику, а нам осталась тайга до Байкала и лужайка с бревнами, на которых было удобно валяться. Итак, мы валялись и смотрели на мучения Гематогена. Не знаю, как Мышь, а я чувствовал, что мы раздражаем старика и надо бы уйти валяться в огород. Но, с другой стороны, неизвестно, как Гематоген посмотрит на то, что мы начнем от него бегать. Поэтому я не решался уйти.
Из тайги, юля и тявкая, примчалась лайка Гематогена. Старик бросил колун и посмотрел в нашу сторону. Мы поняли скорее не его, а лайку: что-то случилось. – Веник! – ссыпаясь с бревен, крикнула Мышь и побежала. Метрах в десяти за лайкой шевелилась трава. Подпрыгивая, чтобы лучше видеть, к нам на трех лапах семенил Мышкин тойтерьер Веник. Я бы не подал руки тому, кто вывел эту вечно больную, жалкую, озлобленную породу. Но из-за Мышкиной астмы нам нельзя было держать собаку больше рукавицы. Подхватив Веника на руки, Мышь стала ощупывать его больную лапу, и Веник, разумеется, ее тяпнул. Без этого у нас никак: надо покапризничать, покусаться, а потом с несчастной мордой отдать себя на растерзание палачам. |
