За неделю «Атлантида» приняла тысячу двести звезд, затем в Лагуну доставили тралы, и очистка дна пошла быстрее. Все же много осталось и на долю пловцов-разведчиков - приходилось обезвреживать отдельных хищниц, расползшихся по дну.

    С нами теперь работало все семейство Геры. При ликвидации колонны звезд, двигающихся к Лусинде, дельфинам было запрещено принимать участие в работе, так как от ядовитых выделений они получали смертельные ожоги кожи, теперь же, когда колонна звезд сильно поредела, дельфины стали главной силой в их розыске.

    К концу второй недели «Атлантида» ушла со своим ядовитым грузом в Сидней, а мы снова перешли на свою «Корифену». Все эти дни ее неусыпно сторожил наш Гарри, отбиваясь от посягательств туристов-«дикарей», которые не участвовали в борьбе со звездами, но не прочь были пройтись на безнадзорной яхте. Перед уходом с яхты Костя вставил «немому» Гарри разговорный блок с весьма ограниченным запасом слов. Как только его тепловой локатор нащупывал на причале туристов, раздавался грозный Костин голос, записанный в разговорном блоке:

    -  Прошу не подходить близко к борту! Яхта отравлена ядом тигровых звезд!

    Конечно, после такого окрика ни один турист не появлялся на палубе в наше отсутствие. Теми же словами встретил Гарри и нас и пытался бесконечно повторяться, пока Костя не вынул из него блок, сказав:

    -  Помни, старина, что главное твое достоинство - это слушать и выполнять приказы. Ступай к штурвалу и не забудь принайтовать свои ноги к палубе, а не то при первой волне покатишься, как пожарный баллон.

    На это Тосио заметил:

    -  Нет ничего легче, чем давать советы…

    «Корифена» опять в свободном плавании. Утренний бриз осторожно наполняет оранжевые паруса яхты, чуть креня ее на левый борт. Лагуна близ Лусинды очистилась от больших рефрижераторов, только небольшие суда-снабженцы желтеют там и сям на синей воде: они или выуживают последних тигровок, или, как и мы, несут разведывательную службу.

    По яхте разносится аппетитный запах жареной рыбы: сегодня очередь Тосио готовить еду. Надо сказать, что он на это непревзойденный мастер, его блюда всегда приготовлены не из консервов, а из даров океана. Еще с вечера перед днем дежурства он попросил Геру доставить к утру определенный вид рыбы, устриц, голотурий, водорослей. В сочетании с приправами, которые Тосио хранит в холодильнике, получаются, как говорит Костя, «кулинарные сонеты и поэмы».

    Костя, насвистывая, возится с видеофоном. Он вытащил его на палубу и сидит с ним в позе Будды на разостланном белом брезенте. Из открытого люка тянется по брезенту красный шнур паяльника. Костя в одной руке держит паяльник, а в другой - крохотную деталь.

    -  С этими ядовитыми уродами, - говорит он, - мы растеряли все связи с друзьями, близкими. Вот налажу аппарат и первым делом соединюсь со своими. Стыдно сказать, скоро месяц, как я не виделся ни с кем из домашних. Хотя думаю, они должны понять, что мы тут не танцуем круглые сутки.

    Явно Костю мучает совесть. Видеофон, да еще какой, находился на «Атлантиде», а он и не подумал связаться с родными. У меня тоже нехорошо стало на душе, так как и я не нашел на это времени. У нас один Тосио каждый вечер виделся со своими стариками. Отец и мать у него преподают в одной школе где-то в городке-спутнике близ Киото.

    Костя поминает черта. Он обжегся паяльником.

    -  Невыносимо! - говорит он, поводя пальцем по воздуху.

    -  Сильно обжег? - интересуюсь я.

    -  Да нет, пустяк.