Но большинство фриков считали, что выборы не стоят той хрени, какая за ними потянется, а противозаконные угрозы мэра лишь укрепили их уверенность, что политика это то, чего следует избегать. Одно дело, когда тебя берут за траву, потому что «преступление» стоит риска, но какой смысл рисковать угодить под суд за «политическую формальность», пусть даже делаешь все по закону?

(Это понятие «реальности» – критерий признака культуры наркотиков, которая ценит Немедленную Награду: приятный четырехчасовый улет превыше всего, включающего сдвиг во времени между Усилием и Концом. По этой шкале ценностей политика слишком «сложна» и слишком «абстрактна», чтобы оправдать какой бы то ни было риск или начальное действие. Это обратная сторона синдрома «хорошего немца».)

Нам даже в голову не пришло просить молодых хиппи «прийти сухими». Пусть приходят укуренные или даже голые, нам-то что? Мы просили лишь, чтобы они зарегистрировались, а после пришли голосовать. Годом раньше эти люди не видели разницы между Никсоном и Хамфри. Они были против войны во Вьетнаме, но крестовый поход Маккарти их так и не достиг. У травяных корней Культуры Хиппи – мысль «просохнуть ради генов» считалась дурной шуткой. И Дик Грегори, и Джордж Уоллес собрали в Аспене неестественно большое число голосов. Джон Кеннеди, если бы его не убили, наверное, тут победил бы, но лишь с небольшим перевесом. Аспен, по сути, республиканский город: число зарегистрировавшихся республиканцев превосходит демократов более чем два к одному, но сумма регистрации от обеих крупных партий практически равняется зарегистрированным независимым, и большинство из них гордятся своей непредсказуемостью. Это разношерстная сборная солянка из левых/чудиков и берчеров: дешевых невежд, торговцев анашой, инструкторов горнолыжного спорта, нацистов и улетевших «психоделических фермеров», политические взгляды которых сводятся к самосохранению.

* * *

Под конец этой лихорадочной десятидневной эскапады (поскольку мы не вели ни счета, ни списков, ни записей) мы никак не могли знать,, ни сколько хиппи в самом деле зарегистрировались, ни сколько из зарегистрировавшихся придет голосовать. Поэтому испытали шок, когда под конец дня подсчеты наших наблюдателей показали, что Джо Эдвардс уже собрал более трехсот из четырехсот восьмидесяти шести новых регистрации.

Гонка обещала быть напряженной. Согласно избирательным листам, около ста избирателей за Эдвардса не явились, и мы решили, что сто телефонных звонков заставят по меньшей мере двадцать пять человек выйти из дому. На тот момент казалось, что двадцать пять как раз и станут нужной каплей, особенно в городке с четким разделением – всего лишь тысяча шестьсот двадцать три зарегистрированных избирателей на трех кандидатов.

Поэтому нам требовались телефоны. Но где их взять? Никто не знал. Пока одна девица, работавшая на телефонной станции, внезапно не раздобыла ключи от двухкомнатного офиса в старом здании «Элкс-клаб». Она когда-то там работала – у местного бизнесмена и бывшего битника по имени Крейг, уехавшего по делам в Чикаго.

Не обращая внимания на вопли и проклятья завсегдатаев бара в «Элкс-клаб», где уже собирались войска мэра-экстраверта, чтобы отпраздновать победу собственноручно избранного им наследника, мы захватили офис. По закону у клуба не было оснований нас туда не пускать,, хотя позже вечером руководство проголосовало за то, чтобы Крейг освободил помещение. А теперь он метит в законодательное собрание с избирательной платформой «Раздавим лосей». К шести вечера работа в новом офисе шла полным ходом. Телефонные звонки были исключительно краткими и прямыми:

– Поднимай задницу, придурок! Ты нам нужен! Иди и голосуй!

Человек шесть работали со списками у телефонов. Остальные разошлись обрабатывать коммунальные дома, пивнушки, хибары и коммуны, где, как мы знали, были избиратели, но не было телефонов.