Господи Иисусе, подумал я. Плакала аккредитация. Мне привиделся жуткий урод, поросший свалявшимися космами и гирляндами бородавок, который заявляется в пресс-офис и требует пресс-пакет Scanlan’s. А… какого черта? Мы всегда можем закинуться кислотой и день провести, слоняясь по территории клуба с большими блокнотами для рисования, истерически хохоча над местными и накачиваясь джулепами, чтобы копы не приняли нас за фриков. Возможно, удастся даже подзаработать: поставим мольберт с большой табличкой «Иностранный художник нарисует ваш портрет, 10 долларов с носа. Позируйте СЕЙЧАС!»

* * *

На ипподром я поехал по скоростной магистрали, вел очень быстро, перескакивая в моем монстре между полосами с пивом в руке. В голове у меня была такая каша, что я едва не раздавил «фольксваген» с монашками, когда резко вывернул, чтобы не пропустить съезд направо. Оставался крошечный шанс, что мне удастся перехватить жуткого англичанишку до того, как он о себе заявит.

Но когда я добрался до ипподрома, Стедман был уже в ложе для прессы – волосатый молодой англичанин в твидовом пиджаке и солнечных очках ВВС. Ничего особо странного в нем не было. Никаких узоров на физиономии или кучек волосатых бородавок. Я пересказал ему слова портье, и вид у него стал озадаченный.

– Не бери в голову, – посоветовал я. – Просто в ближайшие несколько дней помни, что мы в Луисвилле, Кентукки. А не в Лондоне. И даже не в Нью-Йорке. Это странное место. Тебе еще повезло, что полоумная портье в мотеле не выхватила из-под стойки пистолет и не проделала в тебе дыру. – Я рассмеялся, но он, как будто, забеспокоился. – Просто представь себе, что попал в огромный желтый дом под открытым небом. Если туземцы сорвутся с цепи, польем их слезоточивым газом.

Я показал банку «Химического Билли», подавив желание швырнуть ее через весь бар в мужика с крысиной мордочкой, который деловито стучал на машинке в секции Associated Press. Примостившись у стойки, мы прихлебывали скотч «за счет заведения» и поздравляли себя с внезапным, неожиданым везеньем – отхватили два лучших аккредитационных комплекта. Стедман сказал, что получил их от дружелюбной тетки в мотеле.

– Я просто назвался, и она мне дала бумажки. Через пару часов все было под контролем. У нас были места с видом на финишную черту, цветной телевизор, бесплатный бар в зале для прессы и набор пропусков повсюду – от крыши клуба до раздевалки жокеев. Не хватало только свободного доступа в святая святых клуба, в секции F и G, а мне казалось, он нам нужен, чтобы видеть, как накачивается местная «знать». Высшее общество в деле. Губернатор и неонацистская свинья Луи Нан будут сидеть в G, вместе с Гарри Голдуотером и полковником Сэндерсом. Я думал нам самое место в пресс-ложе G, где мы бы отдыхали, прихлебывая джулеп и напитываясь атмосферой и особыми вибрациями дерби.

Столовые и бары тоже располагались в F и G, а клубные бары в день дерби – нечто особенное. Помимо политиков, светских львов и капитанов коммерции сюда явится каждый полусумасшедший имярек в радиусе пятисот миль от Луисвилля, претендующий на хотя бы какой-то вес, чтобы напиться до чертиков, хлопать по спинам и плечам и вообще выставлять себя напоказ. Бар «Денник», пожалуй, лучшее место на ипподроме, чтобы наблюдать за происходящим. Никто не возражает, что его рассматривают: затем сюда и приходят.

Кое-кто большую часть времени проводит в «Деннике»: там можно пристроиться за одним из многих деревянных столов, откинуться в уютном кресле и смотреть, как на большом табло за окном меняются ставки. Между столов снуют черные официанты в белых куртках с подносами напитков, эксперты размышляют над таблицами забегов, рисковые дилетанты наугад выбирают счастливые номера или изучают списки в поисках подходящих имен.