Загнав сигарету в правый угол рта, Сеймур продолжает:

 – Особенно обидно людям вроде вас: проделать такой путь ради того, чтобы слушать всякий вздор…

 – Очевидно, это относится и к вам: ведь Америка еще дальше.

 – О, я сочетаю служебные обязанности с отдыхом: летом в Дании приятная прохлада, а чтобы не скучать, я понемногу работаю – пишу свой научный труд. Знаете, здешняя библиотека…

 – Да, да,– – говорю.– – Огромное богатство! Сто двадцать пять миллионов томов. В сущности, я тоже приехал сюда, чтобы поработать.

 – А, это другое дело,– – соглашается Сеймур и снова вынимает изо рта сигарету, чтобы отпить глоток кофе.

 Затем он бросает почти безо всякой связи:

 – Не припоминаю, встречал ли я вас на прежних конгрессах.

 – Я еще не дорос до того ранга, который позволяет участвовать в конгрессах. Меня послали на специализацию, и я лишь пользуюсь случаем…

 – А, это другое дело,– – повторяет мой собеседник и загоняет сигарету в угол рта.

 Пока мы беседуем, из зала выходит новый дезертир, на сей раз женского пола, и устремляется к бару. Если не ошибаюсь, этот мне тоже знаком: передо мной та самая дама в черном и с мрачным лицом, что на приеме говорила с Дороти. Взяв кофе, женщина идет к нам. Она и сейчас в черном костюме, а выражение лица такое, будто она несет не чашку кофе, а останки дорогого покойника.

 – Моя секретарша, мисс Грейс Мартин,– – представляет ее Сеймур.

 Мисс Грейс машинально сует мне руку, потом бросает равнодушный взгляд на табличку на отвороте моего пиджака и изрекает невыразительным голосом:

 – Болгария… Вы беседуете со своим противником, мистер Сеймур?

 – А почему бы и нет?– – небрежно отвечает тот.– – Лучше иметь дело с интересным противником, чем с каким-нибудь недалеким человеком, который станет досаждать мне своими неумными рассуждениями. В конце концов, истина рождается только в споре с противником.

 Женщина садится рядом со своим шефом и, закурив сигарету, принимается за кофе. Мы для нее как будто не существуем. Она гораздо моложе Дороти, но состязаться с журналисткой ей трудно. Она кажется такой же бесцветной, как и ее голос, и пока что я мог бы дать ей единственную характеристику: полнейший антипод Дороти. Вместо обаятельной непосредственности – холодная замкнутость, вместо женственности – почти мужская твердость и мальчишеская угловатость, усугубляемая резкостью движений. Вместо элегантного платья – одежда аскета, очки, черные волосы, собранные в пучок, как у старой девы, и черные туфли на низком каблуке. Бр-р-р! Даже оторопь берет.

 – Вы очень разумно поступили, воспользовавшись возможностью попасть на этот симпозиум,– – назидательным тоном говорит Сеймур.– – Это навсегда отобьет у вас охоту участвовать в подобных сборищах.

 Я слушаю безо всяких выражений в расчете на то, что за этим последует что-то еще, и незаметно наблюдаю за секретаршей-аскетом.

 – Две трети из тех вон,– – Сеймур небрежно машет рукой в сторону зала,– – пустоголовые социологи, а остальные – разведчики. Плохо то, что трибуна предоставляется именно социологам, вместо того чтобы дать слово разведчикам, которые наверняка рассказали бы что-нибудь интересное.

 – Вы, очевидно, предпочли бы побывать на международном симпозиуме по проблемам шпионажа,– – вставляю я для красного словца.

 – Пустая затея,– – не поднимая головы, подает голос Грейс.– – Все бы начали врать бессовестнейшим образом.

 – Иной раз в потоке вранья попадаются дельные мысли,– – возражает Сеймур.