— Отечество нам Царское Село, — хмыкнул Художник.

— А вот над этим лыбиться не надо, — укоризненно покачал головой Тимоха. — Зона для вора — это свято. Над этим не лыбятся.

— И в мыслях не было, — сказал Художник. Он никогда не разделял умиления воров по поводу зоны. Больше того, он бы с удовольствием сбросил на свою родную ИТК-6 нейтронную бомбу, чтобы жесткое излучение вывело враз там всех — и администрацию, и весь сброд, который злой волей народного суда был закинут туда. Никого ни на йоту не жалко…

— Э, за мысли не подписывайся. Мысли ох какие бывают… Ты чего с армянами не поделил?

— С армянами?

— Да. Несчастье в городе. Большого человека убили. Директора ликерки. Ашота.

— Читал. Из-за водки вон столько народу покрошили.

— «Эльбрус» — твой интерес. Или я запамятовал?

— Мой. И что?

— А то, что армяне считают — ты взял там слишком много. Слишком.

— Я взял? — Приподнял бровь Художник.

— Я тебе не в упрек, Художник. Я все понимаю. Племя молодое. Алчущее. Да вот только… Художник молчал.

— Гарик Краснодарский должен приехать. Рассудить вас, неразумных.

— Гарик? — недоуменно повторил Художник.

— Не слышал о нем? — спросил Тимоха.

— Что-то слышал.

— Он из новых воров. Его четыре года назад в Краснодаре короновали. Так что он вправе вопрос решать.

— Значит, к нам едет ревизор. Ну а ты что?

— А я что? Мое дело — общак собрать. И чтоб зоны в области были подогреты. Чтобы сыты, обуты там люди были. Кроме того. Художник, слишком тяжело тебе. Одному ликерку тянуть…

— Понятно, — кивнул Художник.

Недвусмысленный намек на участие в прибылях. Выпихнуть его оттуда Тимоха не мог, тем более был уговор, что комбинат достанется руднянской команде. А видеть, как такие куски да мимо рта пролетают, положенцу обидно. И уже забываться начало, кто такой Боксер был, и как он Тимоху прижал, и как авторитет его топтал, где только придется. Все забывается — и обиды, и благодарность. Остается только выгода. Итак, намек Тимохи предельно ясен: «Мы делим по-братски прибыли с завода, я решаю проблемы с заезжими варягами».

— А когда он будет? — спросил Художник.

— Завтра.

— На поезде?

— Обижаешь. Самолетом.

— То, что он армянами подмазанный, с самого начала ясно, так что какое решение будет — тут сомнений нет. Ну, а дальше что?

— За Гариком и закон. И сила.

— Ага, — согласился Художник. — Сила есть, ума не надо.

— Ты подумай, как вести себя, — посоветовал напоследок Тимоха. — Только думай не слишком долго.

— Я подумаю.

Теперь, когда Хоша исчез, все вопросы решались куда проще. Интересно, но пропажа Хоши никого не взволновала. Некоторые братаны попробовали поставить вопрос: куда делся главарь, но Художник быстро и четко поставил их на место. Родственников у Хоши, которых бы заинтересовала его судьба, не было. И милиция не горела желанием его увидеть. Вот только Галка, оставшись наедине с Художником, неожиданно сказала:

— Ты… Ты убил его, да?

— Ты что спрашиваешь, шалава? — грубо оборвал он ее.

— Я знаю. Чувствую.

— Жалеешь?

— Не знаю, — она задумалась. — Козел он… Но иногда бывал хорошим…

Она заплакала.