— И что, нет желающих позаимствовать?

— Никто не знает, когда привезут и куда.

— Откуда такие сведения?

— От хороших людей.

— Хорошо. Молодец, — Влад хлопнул собеседника по могучему плечу.

— Ты обещал про Васька и Лелика прояснить.

— А чего тут прояснять. Они тебя за дешевого лоха держат. И твое родное ТОО «Барс» стремятся на бабки приспустить.

Влад выдал информацию, какую махинацию лучшие друзья Крошки решили провернуть, чтобы прикарманить большой кредит. Бандит покраснел и сжал кулачищи.

— Ну, спасибо, Бронепоезд. Выручил. Ну, Васек, посмотрим, кто из нас лох. Влад усмехнулся.

— Давай, Крошка. Еще поспрашивай.

— Поспрашиваю, — произнес Крошка рассеянно — его мысли были заняты тем, как он в свою очередь опустит своих корешей на деньги.

Влад пошел к вагону.

Крошка постоял немножко, задумчиво глядя перед собой. Потом побежал вверх по эскалатору.

Гурьянов, все еще трепавшийся с девчонками, вручил одной из ней букет.

— Не скучайте. Пока, — и устремился к подъехавшему поезду.

Девчонки озадаченно посмотрели ему вслед и прыснули. Хипующий старикашка — все, что выше тридцати, виделось им как древняя древность, — им понравился. Вот только что сдернуло его с места, когда разговор едва наладился?

Гурьянов присмотрел за Владом, когда тот сделал пару пересадок, и признаков «хвоста» не обнаружил. Подошел к нему, сорвав осточертевшие очки и клипсу.

— Ну чего, панк? — спросил Влад.

— Крошка, похоже, чист. Иначе обязательно притащил бы за собой наших недругов. Что, сказал интересное?

— Еще как… Скажи, что бога нет.

— Вопрос дискуссионный, — сказал Влад.

— Есть. И играет нами, как в шахматы… Никита, ну кто мог подумать?

— Объясни.

— Да есть такой любитель детей. Маничев.

— Тот, из-за которого тебя с работы поперли?

— Да. Так вот — он в наших делах завязан.

— Да. Судьба…

Встретились эти двое в зале для приемов фирмы, работавшей под крышей воровского положенца. Обстановка была дорогая, офисная — мягкая мебель, сталь, пластик, вышколенные секретарши, готовые на все, прилизанный хозяин, называвший всех по имени-отчеству.

— День добрый, — Художник присел в низкое желтое с зелеными полосками кресло, которое приняло его ласково-мягко.

— Хороша хата. Если бы на Сосьме я думал, что в таких апартаментах буду толковище вести, кореша бы решили, что с головой у Тимохи плохо, — улыбнулся томно положенец. — А я здесь. И фраера с башлями и властью передо мной стелются. И баксы в карманах шуршат. И тачка навороченная. И хата с евроремонтом, четырехкомнатная, которая секретарю обкома не снилась. И быков подо мной целый полк, да все не с перьями, а со стволами. И из мэрии городской ко мне втихаря за советом бегают. Хорошо?

— Неплохо, — кивнул Художник.

— Да вот только жаба давит, понимаешь. Проще надо быть. Гордыня — она от черта. Скромнее надо быть. Проще…

Одна из любимых тем старых авторитетов — о пользе скромности. Она — отголосок тех застойных лет, когда ни одному братану, сколько бы денег он ни нагреб, не пришло бы в голову нацепить на шею цепь толщиной в руку, купить «Мерседес» и пальцевать принародно — мол, я тут самый крутой. Тогда это означало одно — спалить не только себя, но и всю шайку. Однако времена меняются…

— Наш дом сам знаешь где, — постучал по столу указательным пальцем Тимоха.