Для холостяка это был слишком большой дом. По Большой Засаде поползли слухи, будто Баштиау да Роза намерен жениться, стать семейным человеком. Поговаривали о невесте, которую он привезет из Итабуны, откуда сам был родом. Там за ним закрепилась слава неутомимого танцора и волокиты, девушкам на выданье он разбивал сердца. Когда он появился в Большой Засаде, чтобы вместе с Лупишсиниу сладить на скорую руку деревянный дом для Турка Фадула, решившего оставить сумку бродячего торговца, это было всего лишь место ночевки погонщиков. Дело пошло хорошо, место каменщику понравилось. Он частенько работал на ближних фазендах, где его нанимали для строительства сушилен, чанов и корыт, отпустил усы и бороду и при желании мог бы сойти за гринго, достаточно было помалкивать. Проститутки Большой Засады любили его так же, как и Тисау.

Но шло время, а Баштиау да Роза все еще был холостяком. Он даже не сожительствовал ни с кем, хотя в желающих недостатка не было. Среди них можно упомянуть даже Марию Беатриш Моргаду, бедную родственницу доны Кармен Моргаду де Ассиш Годинью, а значит — и ее супруга, полковника Эноша де Ассиш Годинью. Она была бедная, а все одно — благородных кровей. Баштиау задержался на фазенде Годинью, он был десятником во время ремонта особняка, и из любви к искусству соблазнил дону Марию Беатриш. Дама благородных кровей девицей уже не была — невинности ее лишил богатый кузен, тоже из любви к искусству. Если бы не это, то бедная кузина, уже тридцатилетняя, украшенная пушком над верхней губой, так и досталась бы червям нетронутой. Воспылав страстью, благородная сеньора пожелала покинуть кров и стол, который родственники предоставляли ей из жалости, а она, в свою очередь, вела дом, присматривала за служанками и занималась детьми. Она решила поселиться с Баштиау, не требуя соблюдения никаких формальностей, презрев предрассудки, высокомерие и прочий вздор семейств Моргаду и Годинью. Баштиау да Роза пошел на попятный и убрался оттуда подальше. Ему не хотелось попасть в засаду и сгнить где-нибудь на перекрестке из-за женщины.

Вместе с Гиду он перешел реку — их пригласили старый Амброзиу и Жозе душ Сантуш, чтобы поговорить о строительстве мельницы. Он не узнал Диву, увидев, как она ковыряется в земле с мотыгой в руках. Баштиау да Роза подумал, что это одна из дочерей Жозе душ Сантуша. Их было три, и каждая стоила хорошего работящего мужика. Две еще молоденькие, и одна постарше, слепая на один глаз Рикардина. Но, несмотря на это, и на нее охотники находились: все видели, как она крутила с Додо Перобой, придурковатым типом, который, неизвестно как и зачем, забрел в эти края. Не птички же его сюда занесли! Он заказал Лупишсиниу цирюльное кресло в кредит, обещая заплатить когда сможет. Он был парикмахером и брадобреем. По мнению капитана Натариу да Фонсеки, ставшего его клиентом, цирюльное кресло Додо Перобы стало еще одним очевидным доказательством отрадного факта: в Большой Засаде появлялось цивилизованное население.

Баштиау да Розу, как и других мастеров — плотников и каменщиков, часто нанимали на работы в окрестных фазендах, и потому он мало бывал в Большой Засаде и уже много месяцев не видел дочку Амброзиу. Он помнил молчаливую худую девчонку с косичками, которая играла с мальчишками в жмурки и на ярмарке стояла рядом с родителями и братьями. Не может быть, чтобы сейчас перед его глазами была она — распрямившаяся, в закатанной юбке, с мотыгой в руках, струйки пота стекали по лбу. Вот это женщина — молодая, цветущая, такая красивая, на что она была похожа? На зеленеющие ростки маниоки.

Раньше на вырубленных участках рос сухой кустарник, на земле было полно колючек и змей.