Это не случилось внезапно, не стало неожиданностью. В отличие от Баштиау да Розы, который подолгу не видал ее, негр постоянно встречался с Дивой и разговаривал с ней, и если он ничего не замечал, то это только его вина. Он был все время рядом с ней с того самого вечера, когда проводил семью из Сержипи до магазина Фадула и одолжил ей гамак в хижине Эпифании, — девочке Диве, заторможенной и рассеянной. И так было, пока он не увидел, как она взбирается на вершину холма, балансируя с корзиной на голове, — там были шушу, машише, киабо, жило, сладкий батат — плоды с их плантации, знаки благодарности, которые Ванже посылала на кухню Зилды. Тогда он смог разглядеть обнаженные бедра и ягодицы, едва прикрытые трусами, — это были бедра и ягодицы женщины. Чтобы снова увидеть ее лицо, которое он всегда находил красивым и полным изящества, и чтобы оценить грудь, он побродил вокруг, ожидая, пока она спустится. Он увидел ее в полный рост, и это свело его с ума — больше никогда он не называл ее маленькой Дивой. Но все равно считал девушку взбалмошной и сумасбродной, будто у нее ветер в голове гуляет.

Раньше она бегала через пустырь с Сау и Нанду, чтобы оторвать Эду от работы и пойти вчетвером в заросли охотиться на тейу, ставить силки для птичек, мастерить волчки — в свободное время Балбину развлекался изготовлением волчков, которых потом сдавал торговцу на ярмарке в Такараше. Еще они запускали бумажных змеев, которых делала Меренсия — тоже в свободное время, и с каждым разом они были все лучше и краше.

Нанду и Сау входили в кузницу, а Дива — никогда. Она стояла за порогом и наблюдала. Тисау вглядывался в ангельское лицо, откладывал в сторону молот и приглашал:

— Может, зайдешь, маленькая Дива?

Она отрицательно мотала головой и, не дожидаясь остальных, выбегала, будто бы в ужасе спасаясь от него. Чего же она боялась, прости меня, Господи? Поначалу он удивлялся, а потом просто перестал замечать: почти каждый день она тайком приходила к кузнице, пугливо прячась за стволами деревьев. Руки и ноги у нее были грязными от работы на земле.

Однажды рано утром, как обычно, Тисау пошел в заросли, чтобы собрать добычу из ловушек, и удивился, заметив, что за ним кто-то крадется. И на реке то же самое: ближе к вечеру он плавал в глубоких водах, подальше от той мелкой заводи с водопадом, где женщины стирали белье и купались, как вдруг Дива вынырнула прямо у него перед носом, почти касаясь его голого тела, — ее саму мокрые тряпки скорее обнажали, чем прикрывали. Если бы она не была тогда еще такой юной, он бы не устоял. Тисау только крикнул: «Осторожнее, маленькая Дива!» Он предостерегал ее от опасностей течения, а еще хотел разрушить чары — эта река была полна колдовства. Это длилось меньше минуты — Дива снова нырнула и исчезла, она плавала быстро, как рыба. Или как русалка.

Частенько Каштор встречал ее, и они разговаривали. Дива улыбалась, опускала голову, убегала, однако не слишком далеко. Неотесанный Тисау в слепоте своей не понимал, что значат все эти странности, эта пугливость, и не заметил изменений, превративших тоненькие ножки в округлые ноги, а крошечные груди — в пышный бюст. Для него она все еще была девочкой Дивой с косичками, бегающей по пустырю. Он не обратил внимания на то, что она оставила игру в жмурки и компанию, состоявшую из подростков, дурочки и ребятишек. Она теперь ходила одна, или с матерью, или с невестками. Одна она приходила к кузнице, чтобы подглядывать за ним. Он не заметил, как налилось ее тело, как она стала женщиной.

Тисау обнаружил и полностью осознал эти изменения, только когда увидел, как она идет по тропинке к дому капитана Натариу.