«Этими с трудом нацарапанными строчками я хочу сказать тебе мой добрый Фадул что я тебя не позабыла и никогда не смогу позабыть потому что ночами мне снится будто я в твоих объятьях а когда я просыпаюсь то у меня глаза на мокром месте да и внизу сам знаешь где тоже но когда-нибудь я вернусь если Господь того пожелает».

В конце страницы под подписью «Навеки твоя Мария Жозе Батишта» она поставила некоторое количество запятых, точек, восклицательных и вопросительных знаков, чтобы он распределил их там, где нужно.

Она упомянула о своем недолгом пребывании в Большой Засаде, прямо перед отъездом: «Когда я там побывала то увидала что живешь ты плохо и работаешь хуже чем вьючный осел». Поэтому она отправила к нему в качестве приказчика своего племянника Дурвалину, сына старшей сестры, чахоточной вдовы, которая «уже больше на том свете чем на этом». Как бы мало он ему ни платил, все равно это будет истинным милосердием: «Уж куда лучше чем здесь с голоду помирать». И все же она не прекратила делать из него дурака и водить за нос, следуя давней традиции: «Я спокойна потому что знаю ты не жадина а за мальчишку я головой ручаюсь». Ангел небесный, Божье благословение!

Он уже подумывал о том, чтобы нанять приказчика, который помогал бы ему за прилавком, но где же найти порядочного человека? В годы тощих коров бывало иногда, что выдавался целый день, когда можно было поспать, по крайней мере если ему того хотелось. Погонщики и проститутки были основной клиентурой, изредка появлялись приезжие. Основная работа приходилась на время после полудня и на раннее утро, и это было самое тяжелое. А вот когда появились плантации, тут стало гораздо оживленнее. И помимо того, что надо было вставать до восхода солнца и ложиться поздно ночью, он еще должен был в течение дня держать двери заведения открытыми, потому что народ приходил в любое время. И если он действительно хотел заработать денег, то расслабляться и спать с набитым брюхом просто не мог — прежде чем набить брюхо, нужно было хорошенько поработать.

Так он взял на работу Дурвалину — с видимой благосклонностью и тайной радостью: Зезинья ду Бутиа — а в ее лице Божественное провидение — решила за него еще одну задачу. Но он не позволил мальчишке заметить свою радость, потому что не только с цыганами нужно держать ухо востро — народ из Сержипи тоже не так-то прост. Фауд Каран не уставал повторять, что жители Сержипи — это арабы Бразилии, а уж Фауд никогда зря языком не мелет.

— Честно признаться, мне никто особенно не нужен, я и сам тут с работой справляюсь. Но раз уж Зезинья просит, то так тому и быть.

Выяснилось, что мальчишка умел читать, писать и знал четыре действия арифметики. Он был готов взяться за любую работу, потому ничего хуже, чем рубить тростник от рассвета до рассвета, быть не могло.

— Что ж, поглядим. Оставь свои пожитки в кладовке, вытащи циновку, на которой будешь спать, и можешь начинать. А о жалованье мы потом поговорим. Это будет зависеть от тебя, а не от меня. Если я останусь доволен, то ты не пожалеешь.

Под конец у него вырвался вопрос, который он таил глубоко в сердце:

— А Зезинья, как она?

— Кое-как с Божьей помощью, — ответил племянник. Она жила не в Бутиа и не в Лагарту, а в Аракажу, в доме, где ее поселил доктор Панфилу Фрейре — дипломированный врач, он не практиковал, а занимался производством нерафинированного сахара маскаво и рафинада на плантации Фунил, а еще гнал кашасу и делал рападуру. У него денег куры не клюют, а самому уже за семьдесят. Значит, с богачом теперь крутит, очень хорошо. Фадул не захотел вдаваться в подробности: Зезинья такая горячая, тяжело же ей, наверное, со старым семидесятилетним пнем.

Фадул велел вырыть колодец за домом по совету Зезиньи ду Бутиа.