11

Открывая входную дверь, Сет замечает, что замок поставлен в положение, не дающее захлопнуться. Он всю ночь проспал в незапертом доме. И хотя вокруг по-прежнему никого, становится не по себе. Замок захлопывать нельзя, иначе как он попадет назад? Сет выходит на неяркое солнце, осторожно притворяя дверь за собой и надеясь, что она хотя бы выглядит запертой.

Улица такая же, как вчера. Или когда там? Условно вчера. Он ждет, присматриваясь. Ничего не меняется, и он сходит с крыльца, идет по дорожке, где он… где он что? очнулся? воскрес? умер? Проскочив это место поскорее, он доходит до небольшой калитки, ведущей в переулок. И останавливается.

Все так же тихо. Все так же пусто. Словно застыло во времени.

Сет пытается припомнить, как выглядели окрестности, когда он здесь жил. Справа станция — собственно, одно только станционное здание, ничего примечательного. А вот налево — дорога к Хай-стрит, где находился супермаркет. И одежные магазины там вроде бы тоже имелись. Без шика, но однозначно лучше надетого на нем сейчас.

Значит, налево.

Налево.

Он не двигается с места. Мир вокруг тоже.

«Либо налево, либо сиди тут и дохни от голода».

На секунду второй из вариантов кажется заманчивее.

— Плевать! — говорит он наконец. — Ты и так помер. Что с тобой еще может случиться?

Он сворачивает налево.

Сет идет ссутулившись, сунув руки в карманы спортивной куртки, хотя они и оказались чуть не под мышками. Чья это была куртка? Папа вроде никогда ничего подобного не носил, но кто в детстве запоминает, что на ком надето?

Он украдкой посматривает по сторонам, часто оборачивается — нет ли кого сзади? Доходит до улицы, ведущей к центру. Если не считать огромного провала посередине, в котором кустится целая роща сорняков, все так же, как и везде. Покрытые слоем пыли машины на ободах, облупившиеся дома и никаких признаков жизни.

Он останавливается на краю ямы. Похоже, где-то прорвало трубу и подмыло асфальт, как иногда показывают в новостях; там еще обычно вокруг вертолеты с журналистами и долгие паузы в эфире.

Покореженных машин в провале нет, и на краю тоже, так что, видимо, все обрушилось уже после того, как в городе прекратилось движение.

«А что, если оно и не начиналось? Что, если этого места вообще не существовало, пока я…»

— Хватит! — обрывает он себя. — Ну-ка, прекрати!

«Как-то подозрительно много здесь растительности», — мелькает неожиданная мысль. Все эти сорняки и непонятная трава, прущая из всех щелей, как, например, здесь, в этой огромной дыре.

Тогда получается, здесь могут быть и…

Не успев додумать слово «звери», он замечает лису.

Она застыла там, на дне, притаившись в зарослях, и удивленно поблескивает глазами из темноты.

Лиса.

Настоящая, живая лиса.

Она моргает настороженно, но пока без испуга.

— Что за фигня? — шепчет Сет.

С едва слышным тявканьем через спину лисы неуклюже перебираются три лисенка — и тоже замирают при виде стоящего над ними Сета.

Они смотрят, готовые в любую секунду сорваться с места, и ждут, что он сделает дальше. Этого Сет и сам не знает. Глазеет на рыжие морды и блестящие глаза. Пытается прочесть в них, что все это значит.

Наконец, вечность спустя, он отодвигается от провала, но лиса с детенышами продолжают смотреть ему вслед.

«Лисы, — думает он, шагая по улице. — Настоящие лисы».

Возникшие точь-в-точь тогда, когда у него мелькнула мысль о зверях.

Словно он сам их придумал.

Он спешит к Хай-стрит, все так же набычившись и ссутулившись, еще более подозрительно поглядывая по сторонам.