– Мы начнем проверять агентства по найму, – заверил своего клиента Мик Боуден. – И это – только начало. Затем опросим владельцев ломбардов, а также ювелиров, к которым она может обратиться, чтобы продать украденное. Мне потребуется описание каждой украденной вещи, сэр.

– Не тратьте зря время, – проворчал граф. – Она не станет закладывать ничего из того, что взяла. Лучше проверьте агентства по найму.

– Конечно же, мы не хотим, чтобы ни о чем не подозревающий наниматель взял на службу опасную преступницу, – проговорил сыщик. – Сэр, а под каким именем она могла бы скрываться?

– Под каким именем? – переспросил граф, в растерянности глядя на Боудена.

– Ну да, – кивнул тот. – В отеле она зарегистрировалась под своим именем. Когда заезжала к леди Уэбб, тоже не пыталась ничего скрывать. А потом… словно сквозь землю провалилась. Мне пришло в голову, что беглянка решила затеряться в городе под чужим именем. Но в таких случаях человек выбирает знакомое имя.,. Как звали ее мать? Как звали няню? О ком мне расспрашивать в агентствах, если там не найдется записей об обращении Сары Иллингсуорт?

– Родители звали ее Джейн, – проговорил граф, потирая лоб. – А фамилия матери… Дайте припомнить. Ее девичья фамилия – Доннингсфорд. Горничную же звали…

Мик записывал все, что говорил граф.

– Мы найдем ее, сэр, – сказал сыщик, прощаясь.

Мик Боуден чувствовал: здесь что-то не так. Во всяком случае, граф вел себя очень странно. Его единственный сын был при смерти, а он вместо того, чтобы денно и нощно находиться рядом с ним, отправляется в Лондон на поиски женщины, похитившей деньги и драгоценности. При этом граф не покидает своего номера в отеле и, полностью полагаясь на сыщика, не делает никаких попыток самостоятельно отыскать так хорошо ему знакомую беглянку. Более того, эта девушка, якобы укравшая целое состояние, скорее всего, по словам графа, ищет работу. И опять же эти драгоценности… Почему клиент не пожелал дать их описание?

Действительно, граф вел себя очень странно.

* * *

Джоселин провел дома всего лишь неделю, но уже чувствовал, что сходит с ума от скуки, хотя друзья, навещавшие герцога едва ли не каждый день, исправно, снабжали его свежими новостями и сплетнями. Брат заезжал по два раза в день, но говорил только о предстоящих гонках, за участие в которых Джоселин мог бы отдать целое состояние. А сестра герцога не отступала от излюбленных тем – говорила о своих расшатанных нервах и о модных шляпках. Иногда она приезжала с мужем, и тот вежливо справлялся о его, Трешема, здоровье, а также заводил речь о политике или о погоде.

Дни казались ужасно долгими, а вечера – просто бесконечными.

Джейн Инглби стала основной собеседницей герцога, и это одновременно забавляло и раздражало. Ему казалось, что он превращается в ворчливого старика, который платит за то, чтобы молоденькая девушка была у него на побегушках и скрашивала одиночество.

Джейн раз в день меняла герцогу повязку, Как-то он велел ей помассировать ему бедро, но повторить этот эксперимент не решился, поскольку ее прикосновения, удивительным образом снимавшие боль, одновременно возбуждали его. Впрочем, Джоселин достойно вышел из положения – отчитав девушку за ханжескую привычку краснеть, он велел прекратить массаж. Джейн выполняла всевозможные мелкие поручения герцога, а также разбирала почту и передавала Куинси его распоряжения. Кроме того, она читала ему и играла с ним в карты.

Как-то раз Джоселин позвал своего секретаря, чтобы поиграть с ним в шахматы, а Джейн велел остаться и наблюдать за игрой. Играть в шахматы с Куинси было столь же интересно, как играть в крикет с трехлетним ребенком. Джоселин обыгрывал секретаря без малейших усилий, и, разумеется, такие победы совершенно не радовали – ведь их удавалось добиться на десятом ходу.