Все говорили; да и абсурдно было бы не говорить, когда вы только что пережили налет саранчи на самом краю Сахары. Американец из Смирны говорил со вдовой-англичанкой, которая ехала в Бискру, дабы насладиться поздним порывом страсти с пока еще незнакомым ей шейхом. Биржевой маклер из Сан-Франциско смущенно обратился к писателю. «Вы писатель?» — спросил он. Отец с дочерью из Уилмингтона заговорили с авиатором-кокни, который собирался совершить перелет в Тимбукту. Даже шофер-француз обернулся и громко, отчетливо пояснил: «Шмели», отчего профессиональная сиделка из Нью-Йорка зашлась истерическим смехом.

Среди сумбурного кучкования путешественников произошло и одно продуманное движение. Мистер и миссис Лиддел Майлс, дружно повернувшись, улыбнулись и завели разговор с сидевшей прямо за ними молодой американской парой:

— Вам в волосы не набилось?

Молодые вежливо улыбнулись в ответ:

— Нет. Мы пережили это нашествие.

Было им по двадцать с небольшим, и у них был трогательный вид новобрачных. Красивая пара: молодой человек — романтичный и чувствительный, девушка — с удивительно светлыми глазами и волосами, на лице ни тени, его живая свежесть подчеркнута милой, спокойной уверенностью в себе. Мистер и миссис Майлс сразу распознали их хорошее воспитание, их явно «высокое» происхождение, которое выражалось как в отсутствии претенциозности, так и в привычке держаться на расстоянии, впрочем, без всякого высокомерия. Отчужденность их объяснялась тем, что им хватало друг дружки, тогда как мистер и миссис Майлс держались на расстоянии от других пассажиров совершенно сознательно, подчеркивая тем самым свое общественное положение, и отчужденность их была такой же работой на публику, как и громогласная назойливость американца из Смирны, над которым все подсмеивались.

При этом Майлсы решили, что молодая пара «возможно, подходит»; самим по себе им уже было скучно, и они явственно напрашивались на знакомство:

— Вы раньше бывали в Африке? Здесь просто невероятно изумительно! Вы направляетесь в Тунис?

Даже при том, что Майлсов изрядно вымотали те пятнадцать лет, что они вращались в высшем парижском свете, их нельзя было упрекнуть в отсутствии стиля и даже шарма, и еще до вечернего прибытия в Бу-Сааду, городок в оазисе, между двумя парами возникли дружеские отношения. Выяснилось, что в Нью-Йорке у них есть общие друзья; выпив коктейли в баре отеля «Трансатлантик», они решили поужинать вместе.

Когда позднее молодая пара, Келли, спустилась вниз, Николь уже слегка сожалела о том, что они приняли приглашение, — ведь теперь придется проводить определенное время в обществе новых знакомых до самой Константины — там пути их расходились.

Все восемь месяцев их брака она была так счастлива, что теперь, казалось, что-то нарушилось. На итальянском лайнере, который доставил их в Гибралтар, они не присоединялись ни к одной группе людей, отчаянно льнувших друг к другу в баре; вместо этого они старательно учили французский, а Нельсон разбирался с деловыми подробностями недавно полученного наследства в полмиллиона долларов. Кроме того, он написал картину: пароходную трубу. А когда один из весельчаков, завсегдатаев бара, навеки канул в Атлантике на подходе к Азорским островам, юные Келли почти обрадовались: это оправдывало их нежелание знаться с такими людьми.

Впрочем, у Николь была и другая причина жалеть о данном обещании. И она напрямую сказала об этом Нельсону:

— Я сейчас встретила в вестибюле эту пару.

— Которую — Майлсов?

— Да нет, молодую пару; они наши ровесники, ехали на другом автобусе: мы еще подумали, какие они симпатичные, — в Бир-Рабалу, после обеда, на верблюжьем рынке.

— Они действительно симпатичные.