— Если ты уйдешь, я тоже уйду, — сказал он, однако с явственной неохотой.

— Пожалуйста, не надо. Я подожду снаружи, вместе с гидом.

— Ну… — Внутри забил барабан. Нельсон принял компромиссное решение: — Я посмотрю минутку. Хочется понять, что же это такое.

Дожидаясь в ночной прохладе, она поняла, что случай этот ее задел: Нельсон не вышел с ней прямо сразу, отговорившись тем, что миссис Майлс-то остается. Обида перекинулась в гнев, и она знаками показала гиду, что хочет вернуться в отель.

Через двадцать минут появился Нельсон; он был зол, потому что переволновался, когда увидел, что ее нет, и потому, что пытался перебить злостью чувство вины. Сами себе не веря, они внезапно поссорились.

Гораздо позднее, когда в Бу-Сааде уже стихли все звуки, а кочевники на рыночной площади завернулись в бурнусы и превратились в недвижные груды, она уснула у него на плече. Жизнь движется вперед, вне зависимости от наших намерений, но нечто оказалось повреждено, был заложен прецедент будущих разногласий. Впрочем, брак их был браком по любви и мог выдержать многое. Оба были очень одиноки в ранней юности и теперь хотели ощутить вкус и запах живого мира; пока что мир этот они обретали друг в друге.

Через месяц они оказались в Сорренто, где Николь стала брать уроки вокала, а Нельсон пытался отыскать новый живописный ракурс Неаполитанского залива. Именно такое существование они и планировали, много читали о нем. Однако вскоре они, подобно многим, обнаружили, что идиллические интерлюдии сохраняют свой шарм только тогда, когда один из участников «задает тон», а именно привносит свой опыт, терпение, на фоне которого второй способен вновь насладиться чарами пасторального покоя, какой вспоминается из дней детства. Николь и Нельсон были одновременно и слишком молодыми, и слишком взрослыми, и слишком американцами — это мешало им сразу же достичь безмятежного согласия с этой незнакомой страной. Избыток энергии сообщал им беспокойство, ибо его занятия живописью еще не обрели определенной направленности, а ей в пении было далеко до серьезных результатов. Они сказали себе, что «пока не преуспели», — вечера становились долгими, поэтому они повадились пить за ужином помногу вина с Капри.

Отель их был заполонен англичанами в возрасте, приехавшими на юг в поисках теплого климата и покоя; Нельсона и Николь раздражала тихая размеренность их жизни. Ну как люди могут бесконечно рассуждать про погоду, гулять по одним и тем же дорожкам, месяц за месяцем есть на ужин одни и те же макароны? Им сделалось скучно, а скучающие американцы всегда найдут себе развлечение. Однажды вечером решение было принято.

Во время ужина, за бутылкой вина, они решили уехать в Париж, снять квартиру и всерьез взяться за дело. Париж сулил многое — столичную суету, друзей их возраста, ритм жизни, которого не было в Италии. Окрыленные новыми надеждами, они перешли после ужина в салон, где Нельсон, вот уже в десятый раз, зацепился взглядом за огромное и дряхлое механическое пианино; он решил его опробовать.

На другом конце салона сидели единственные англичане, с которыми они хоть как-то общались, — генерал сэр Эвелин Фрейджел и леди Фрейджел. Общение было кратким и неприятным: увидев, как молодая чета направляется из отеля на пляж в купальных халатах, леди заявила, не дав себе труда понизить тон, что это омерзительно и такое следует запретить.

Но это было еще ничего в сравнении с ее реакцией на первые оглушительные звуки, которые издало электрическое пианино. Годами копившаяся пыль взмыла от сотрясения над клавишами, и леди Фрейджел дернулась вперед, будто на электрическом стуле. Нельсон, и сам несколько ошарашенный звуками песни «В ожидании Роберта Ли», едва успел сесть, а дама уже пронеслась через комнату, волоча за собой длинный шлейф, и, даже не взглянув на супругов Келли, отключила инструмент.