Как-то раз, год спустя, мистер Каслтон повидался с дочерью в Париже, но, как он потом признался Олив, эта встреча оставила у него лишь чувство неловкости.

— Было в ней нечто такое, — туманно сказал он, — отчего казалось, будто… будто на уме у нее много всякой всячины, до которой мне не дотянуться. Она не дерзила, нет, но держалась натянуто, как автомат… О тебе спрашивала.

При всей надежности тылов — трехмесячный ребенок, великолепная квартира на Парк-авеню — у Олив дрогнуло сердце.

— Что именно она сказала?

— Порадовалась за вас с Бревортом, — ответил он и добавил для себя одного, не сумев скрыть досаду: — Хотя ты сделала лучшую партию в Нью-Йорке, а она пробросалась…

С той поры минул не один год, и как-то раз голос секретаря в телефонной трубке спросил Олив, не смогут ли они с мужем заехать в тот же вечер к мистеру Каслтону. Они застали старика в библиотеке, когда тот взволнованно расхаживал из угла в угол.

— Что ж, этого следовало ожидать, — гневно заявил он. — Люди не стоят на месте; никто не стоит на месте. В этом мире можно либо подняться, либо скатиться вниз. Эмили предпочла скатиться вниз. Сейчас она где-то у самого дна. Доводилось ли вам слышать о человеке, которого мне отрекомендовали… — он сверился с каким-то письмом, — как «распутного бездельника по фамилии Петрокобеско»? Сам он величает себя «принц Габриэль Петрокобеско» из… неизвестно из каких мест. Письмо это прислал мне Холлэм, мой доверенный человек в Европе, и вложил в конверт вырезку из парижской «Матэн». Судя по всему, полиция предложила этому господину покинуть Париж, и в немногочисленной свите, отбывшей вместе с ним, была замечена молодая американка, мисс Каслтон, «по слухам — дочь миллионера». На вокзал их доставили под конвоем жандармов. — Дрожащими пальцами он передал газетную вырезку и письмо Бреворту Блэру. — Что ты на это скажешь? Как низко пала Эмили!

— Да, не слишком приятно, — нахмурился Бреворт.

— Это конец. Я видел, что ее счета в последнее время переходят границы разумного, но даже помыслить не мог, что она взяла на содержание…

— Не исключено, что это какая-то путаница, — решилась Олив. — Быть может, речь идет о другой мисс Каслтон.

— Будь уверена, это наша Эмили. Холлэм проверил. Та самая Эмили, которая побоялась нырнуть в чистую и прозрачную реку жизни, а теперь барахтается в сточной канаве.

Потрясенная, Олив ощутила внезапный привкус донельзя переменчивой судьбы. Ее ждал переезд в шикарный особняк, строящийся в Уэстбери-Хиллз, а Эмили связалась с депортированным авантюристом и попала в скандальную историю.

— Я не вправе обращаться к вам с такой просьбой, — продолжал мистер Каслтон. — И уж тем более не вправе обращаться к Бреворту с просьбой, касающейся Эмили. Но мне уже семьдесят два года, и Фрейзер грозится снять с себя всякую ответственность, отложи я лечение еще на пару недель. Если что — Эмили останется совсем одна. Я прошу вас сдвинуть намеченную поездку в Европу на два месяца, с тем чтобы отправиться в путь прямо сейчас и вернуть ее домой.

— Неужели вы полагаете, что нашего влияния будет достаточно? — спросил Бреворт.