Сегодня Кэт боялась, что он простудится на таком холоде. У девушки или у ее родителей явно оказалось больше здравого смысла, и она не появлялась на палубе. Филип из‑за этого ходил весь день как в воду опущенный и, совсем расстроившись, вообще решил отказаться от обеда.
– Бедняжка Филип, – сочувственно сказала Эдвина, когда они садились за стол.
Берт по пути перекинулся парой слов с мистером Гаггенхеймом, а потом остановился на минутку что‑то сказать У.Т. Стеду, известному журналисту и писателю. Когда‑то он написал несколько статей для газеты Уинфилда в Сан‑Франциско.
Наконец Берт присоединился к Эдвине и Кэт.
– С кем это ты разговаривал, дорогой? – полюбопытствовала Кэт. Она узнала Стеда, но второй мужчина был ей незнаком.
– Это Бенджамин Гаггенхейм. Я познакомился с ним в Нью‑Йорке, еще давно, – объяснил он и распространяться дальше не стал.
Кэт подумала, уж не из‑за потрясающей ли блондинки, которая была с Гаггенхеймом? Кто‑то говорил ей, что это не его жена.
– А с ним кто? Миссис Гаггенхейм? – все‑таки спросила она мужа, будучи любопытной, как любая женщина.
– Не думаю. – Берт, давая понять, что не склонен более обсуждать этот вопрос, повернулся к Чарльзу и спросил, правильно ли тот угадал, сколько они проплыли за день.
Всего было пройдено пятьсот сорок шесть миль, Чарльз оказался прав и выиграл пари, заключенное с Бертом.
Это путешествие было прекрасной возможностью получше узнать друга друг, и до сих пор Берту и Кэт все в Чарльзе нравилось, и они надеялись, что их дочь будет счастлива, когда выйдет замуж.
– Никто не хочет прогуляться по морозцу? – спросил Берт и предложил жене уйти с вечернего концерта в салоне.
Но когда они вышли на палубу, оказалось, что там слишком холодно. В небе ярко сияли звезды, воздух был удивительно прозрачен.
– Господи, какой холод! – Кэт поежилась, несмотря на свои меха. – Просто невероятно.
Ночь была чиста и безмятежна, и никто из них не подозревал, что радист получил еще два предупреждения об айсбергах. Команда была уверена, что им бояться нечего.
В пол‑одиннадцатого Кэт и Берт уже легли и погасили свет в своей каюте.
Почти в это же время «Калифорниец» передал радиограммы об айсберге, только что замеченном вахтенным. Но радист «Титаника», Филипс, без передышки передавал на станцию Кейп Рейс в Ньюфаундленде послания пассажиров и довольно резко попросил «Калифорнийца» не перебивать его. У него еще лежали дюжины неотправленных радиограмм, а об айсберге он уже слышал. И на этот раз решил, что не обязательно предупреждать капитана. Тот, кстати, тоже уже видел предупреждения и не особенно обеспокоился.
«Калифорниец» отключился, так и не указав точного местоположения айсберга, а Филипс продолжал рассылать радиограммы.
Кэт и Берт уснули, дети мирно посапывали в соседней комнате, а Чарльз с Эдвиной, прижавшись друг к другу на диванчике в каюте‑гостиной, шептались о том, о чем всегда шепчутся влюбленные.
Время приближалось к полуночи.
Они все еще тихо разговаривали, тесно прижавшись друг к другу, когда корабль слабо содрогнулся, будто наткнувшись на что‑то, но это был не сильный удар, и они не обратили на него внимания. Лишь спустя несколько минут Эдвина осознала, что слышится какой‑то гул и чувствуется вибрация.
Пароход остановился, и Чарльз забеспокоился.
– Ты думаешь, что‑то не в порядке? – с тревогой спросила жениха Эдвина, и он выглянул в окно по правому борту, но ничего не разглядел в темноте.
– Да нет, не думаю. Ты же слышала, вчера твой отец говорил, что корабль этот непотопляемый. Может, они проверяют машины или регулируют что‑нибудь, а может, меняют курс. Я уверен, ничего страшного. |