— Теперь понимаете, что сотворили? — Он улыбнулся странной задумчивой улыбкой, и в этот миг камера остановилась: кончилась пленка.

— О чем это вы? — спросил я.

— Демонстрация этих кадров — верный приговор.

Передо мной возникла Мери Делден. Она прижала видоискатель своей «ретины» к глазу, чтобы снять крупным планом отца, который смотрел прямо на восходящее солнце. Я услышал щелчок затвора.

— Ты нарочно так сделал… — сказала она.

Ван Делден кивнул.

— Разумеется. Теперь, когда Каранджа тоже попал на пленку, она в безопасности. Его жизнь зависит от того, конфискуют ли ваши камеры или нет. — Он опять повернулся ко мне. — Вы закончили?

Я кивнул, все еще думая о Карандже, который в страхе бежал, спрятав лицо в ладонях.

— Тогда поехали дальше к озеру. Времени у нас мало, а мне нужны свои фотографии, чтобы показать, какой размах приобрела бойня.

Солнце уже карабкалось вверх по небосклону, красный цвет исчез, и когда мы наконец остановились, то оказались посреди поля брани в окружении побитых ветрами костей диких животных. Картина была настолько невероятная, что какое-то время мы просто стояли и тупо взирали на нее. Потом Мери Делден обернулась к отцу.

— Кто это сделал? Это не Алекс. Когда он отстреливает, все идет в дело — кости, шкура и прочее…

— Была война. Последнее крупное сражение произошло на окраинах равнины, а коммуникации были перерезаны… — Ван Делден покачал головой. — Слава богу, что этого не видят Гржимеки.

Отец и сын Гржимеки были пионерами этого исчезнувшего национального парка. Я помнил их книгу «Серенгети не должен умереть».

— Мукунга меня предупреждал, но все равно я никогда не поверил бы, что возможна такая оргия смерти. — Ван

Делден карабкался на крышу кабины. У него был старый «поляроид», и пока он ждал, когда проявится первая фотография, дочь осуждающе сказала ему:

— Ты покажешь снимки делегатам, а там пусть себе думают, что все это дело рук Алекса.

— У него был контракт на снабжение армии за счет Серенгети.

— Но ведь он не убивал кого попало, как здесь.

— От Алекса ускользнули нити, только и всего. Солдаты видели, как он вел отстрел, и в них взыграла жажда убийства. — Ван Делден сделал еще один снимок и повернулся к дочери. — Ведь убийство — его работа, не так ли? А теперь он отправится на север с новым контрактом кормить голодающих самбуру. Война ли, засуха ли — бизнес остается бизнесом, а ведь есть еще и тот большой холодильник. Должен же Алекс чем-то его набить.

Мери молчала, и я вложил в камеру новую кассету. Сменив объектив, я отснял несколько панорамных кадров, за которыми крупным планом последовали виды собранных в груды никому не нужных костей. Вокруг каждой кучи останков мы обязательно находили следы протектора. Машины окружали стадо, и сидевшие в них люди валили животных из ружей.

— Вы сняли все, что хотели? — спросил меня ван Делден.

Я кивнул, глядя на кости, разбросанные повсюду.

— То, что вы здесь видели, — сказал он, — представляет собой дело рук человека-разрушителя. Последствия этой бойни вот уже полгода ломают природное равновесие на огромных пространствах. — Его светлые глаза неотрывно и почти свирепо смотрели на меня. — Включите эти слова в ваш сценарий.