— Майор думает, в Эфиопию. На реку Омо, может быть.

Мы вышли на поляну, Каранджа вгляделся в лес на противоположной стороне.

— Пустыню им не пересечь. Они и так уже измождены, да и детеныши с ними. Эти слонята…

Резким «тс-с!» Каранджа заставил его замолчать. Он остановился и напряженно смотрел вперед. Мы сбились в кучу и прислушались, но все было тихо, неподвижный воздух пронизывал лунный свет, тропа убегала через поляну под темную сень кедров. Потом мы увидели размытый контур, движущийся к нам. Вернуться в расселину мы уже не успевали, а с обеих сторон нас окружал плотный кустарник.

Каранджа схватился за ружье, я слышал, как щелкнул взводимый курок. Услышал это и слон: он расправил уши и задрал кверху кончик хобота. То ли он учуял нас, то ли увидел, не знаю. Но его левый глаз блестел в лунном свете, и у меня было такое ощущение, словно слон глядит на меня. Сердце у меня забилось, во рту пересохло. Словно прочтя мои мысли, Каранджа зашипел:

— Даже если он нападать, не двигайтесь.

Он сделал несколько шагов вперед и остановился, держа ружье навскидку. До слона было меньше ста ярдов. Наверное, он заметил движение Каранджи: слон изогнул хобот и издал дикий трубный звук, многократным эхом прокатившийся по скалистым стенам над нами. В лунном свете зверь казался исполинским. Я так напряженно разглядывал его, что у меня создалось впечатление, будто слон занял собой всю поляну.

— Пугает, — шепнул Каранджа, но голос его дрожал, и я ему не поверил. Зверь покачивал правой передней ногой, расшвыривая листья и сломанные ветки, и то сгибал, то выпрямлял хобот.

А потом слон подогнул хобот под бивни и напал на нас.

Двигался он медленно и неуклюже, но все равно расстояние между нами сокращалось слишком стремительно, и, как это ни невероятно, не было слышно практически ни звука. Я стоял как вкопанный, каждое мгновение ожидая выстрела. Но Каранджа вспрыгнул на поваленное дерево и поднял ружье высоко над головой, глядя на слона. В десяти ярдах от нас тот вдруг остановился и принялся неистово мотать головой, ломая хоботом кусты. Потом слон замер и вновь издал трубный звук, а затем вдруг сник, кожа на боках повисла складками, проступили кости, уши откинулись назад, хобот расслабился. Слон покачал головой, словно досадуя на себя за неудачную попытку принудить нас к отступлению, а потом медленно повернулся и почти беззвучно двинулся вниз по склону, задрав хвост и голову.

Каранджа шумно облегченно вздохнул, и я понял, что он был менее уверен в себе, чем хотел показать.

— Долгое время я вижу, как слон ведет себя таким образом. Тембо зовет это… — Он нахмурился и нервно рассмеялся. — Я не помню, как он зовет это.

— Молодец! — Эйб смеялся и хлопал Каранджу по спине. — Но как вы могли знать, что он не затопчет нас насмерть?

Каранджа пожал плечами. Теперь он был доволен собой и сиял.

— Есть самец, — ответил он. — И не уверен в себе. Вы видите его качать ногой, а потом пыжится, и слышите, как он трубит. Нечасто самцы нападают всерьез. Самки — да, особенно когда у них есть молодняк. Не самцы.

Мы обогнули основание утеса и услышали плеск воды.

— Теперь недалеко, — сказал Каранджа.

— Думаете, он все еще там? — с сомнением спросил Эйб. — Ведь отсюда чертовски далеко до той люгги, где он сорвал отстрел.

— Восемь миль, может быть. Это ничто. Мы лезем вверх теперь.

Каранджа начал карабкаться на скалу, нащупывая ногами опору. Камни образовывали скользкую лестницу под углом в 45 градусов.