– Что бы мы все делали без тебя? На тебя вся моя надежда. Спаси его, Сэсс! Дороже человека для меня нет.
– Можешь себе представить, я знаю, что такое самый дорогой человек. Но я бы на твоем месте больше рассчитывала на Санди. Я всего лишь ведьма со скудными познаниями, а он… он настоящий…
– Санди? А какую роль во всем этом играл он, Сэсс? Почему он невредим? Где он‑то был, и почему его не было рядом со всей его силой, когда Брик нуждался в помощи?
Сэсс подняла голову и плечи от кипящего горшочка.
– Там ли ты ищешь виноватого, Диг? Да взгляни же ты на него – способен он причинить кому‑нибудь зло? Он же никому на свете не враг. Не обвиняй его, Диг, иначе… Иначе ты всё у нас поломаешь! Он же и так… он и так будет думать на себя!
– Сэсс… – Дигэ поймала и удержала одну из снующих над варевом рук подруги. – Я не успела сказать Брику: у меня будет ребенок. Ты понимаешь, как мне необходимо, чтобы он выжил? Он для меня теперь – всё!
Сэсс похлопала ее по руке. Кажется, сейчас она одна в этом растревоженном мирке осталась непоколебимым фундаментом порядка.
– Мы скажем ему, как только он немного очухается, и ты увидишь, как быстро он встанет на ноги. А пока давай‑ка займемся ужином. Где наш медведь?
– А медведей едят?
– Ха! Медвежья лапа с луковым соусом…Диг, ты язык проглотишь…
– Не хочу.
– А я говорю – хочешь. Теперь для тебя «не хочу» не бывает.
Огромные редкие снежинки медленно опускались на землю, еще не готовую их принять. В пещере немного повеселели. Брик пришел в себя, уже вовсю вертелся с боку на бок и успешно подавлял стоны, когда тревожил еще не зажившие места. Дигэ, какая‑то очень ранимая, не отходила от него, искала его взгляд и предугадывала его малейшие желания, а он не сводил с нее изумленных и радостных глаз: за весной их юношеской любви пришло лето любви семейной. А вот по другой паре словно ударил заморозок. Замкнутый и подавленный Санди нарочно избегал ищущих взглядов Сэсс и заметно сторонился ее. Как только выяснилось, что Брик вне опасности, он сразу стал надолго уходить один и возвращался лишь под вечер, когда Сверчок, коротая длинные, уже почти зимние вечера, рассказывал друзьям волшебные сказки.
Казалось, Санди физически не способен пропустить хоть одну из них. Сверчок говорил плавно, витиевато, уснащая речь красивыми старинными оборотами и многочисленными философскими отступлениями, и в его речах вставала Волшебная Страна, полная сказочных созданий, где Королева Фей танцует на зеленых лугах, где у каждого источника есть своя нимфа, где царит вечное лето, а героям некогда присесть и поразмыслить в перерывах между подвигами, где драконы так же естественны, как стрекозы в жаркий день над дремотным озером.
– Где это? – спрашивала очарованная Сэсс.
– Далеко, – мечтательно говорил дракон, и его топазовые глаза устремлялись к Санди.
Брик начал вставать. Сперва его прогулки ограничивались порогом пещеры, но в нем было много сил, молодости и задора. Трудно начавшись, поправка разогналась, и остановить ее уже было невозможно. Очень основательно наблюдавший за ним Сверчок однажды за завтраком официально сообщил друзьям, что сегодня вечером намерен сделать заявление. Засыпанный тысячей вопросов, он стойко хранил свою тайну, а четверка, вернее, только трое из друзей до самого вечера ходили озадаченные и обменивались предположениями. Санди не принимал во всем этом никакого участия, потому что снова исчез, будто и не интересовали его драконьи секреты.
И вот исторический момент настал. Избравший себя спикером Сверчок занял место во главе конференции.
– Сказать всё это надо было бы давно, – немного смущаясь, начал он, – да только жизнь у вас настолько бурная, что вы могли важности не осознать. |