Да, братцы, тут все завопили, включая и меня – кроме Каби и двух внеземлян. Может показаться странным, что люди из эпохи Перемен, способные пронизывать время и пространство и работать вне космоса, которые знают, по крайней мере понаслышке, об оружии из далекого будущего, таком, скажем, как «мыслебомба», способны удариться в панику от угрожающей им маленькой примитивной безделушки из середины 20 века. Что ж, мы вели себя так же, как повел бы себя атомщик, если бы к нему в лабораторию приволокли бенгальского тигра – не хуже и не лучше.

Хоть я в физике и полная тупица, но знаю, что огненный шар по размерам побольше нашей станции. Не забудьте еще, что помимо бомбы, нам не так давно выпала еще порция ужасов, о которых мы не успели забыть, особенно то, что Змеи пронюхали, как попасть на наши Станции, как расплавить и уничтожить Хранители. Не говоря уже об общем впечатлении сначала Санкт-Петербург, а потом Крит, – что вся Война Перемен оборачивается против Пауков.

И все же, где-то в глубине сознания, я была потрясена тем, насколько сильно мы запаниковали. Волей-неволей мне пришлось признать, что все мы были в состоянии, очень похожем на то, в котором находился Док, разве что бутылка еще не стала нашим прибежищем.

Да и так ли уж хорошо мы последнее время контролировали количество выпитого?

– Выбросьте ее! – завизжала Мод, отпрянув от сатира, и отбежала подальше от бронзового сундука. Бур, наслушавшись рассказов о том, что они там собирались проделать в Экспресс-комнате, когда было уже слишком поздно, зашипел:

– Господа, мы должны интровертироваться, – он крутанулся на своем сиденье у рояля и придвинулся к контрольному дивану. Эрих, с побелевшим лицом, эхом вторил ему:

– Gott in Himmel, ja! – не обращая внимания на унылую, забытую графиню, которая все еще держала пустой винный бокал с гравированной на нем розой.

Мне стало не по себе, потому что интровертироваться – это много хуже, чем попасть в волчий капкан. Считается, что интроверсия настолько крепко запирает Дверь, что даже Ветры Перемен не могут проникнуть сквозь нее – но при этом вы становитесь полностью отрезанными от космоса.

Мне никогда не приходилось разговаривать с кем-нибудь, чья Станция была интровертирована.

Марк спихнул Фрину с колен и рванулся вслед за Мод. Призрачная гречанка, теперь уже вполне материализовавшаяся, оглянулась вокруг в сонном ужасе, судорожно схватившись за застежку хитона. Ненадолго я отвлеклась от происходящего вокруг, глядя на нее; мне никак было не отогнать от себя мысль, испытывает ли там, на Земле, тот человек или зомби, от чьей жизненной линии отпочковался Призрак, хоть какие-нибудь смутные ощущения, когда происходит что-либо подобное сегодняшнему.

Сид остановил Бура, чуть не свалив его при этом с ног, и не позволил нашему игроку приблизиться к Хранителю. Сдавив его в своих медвежьих объятиях, он заревел Буру прямо в ухо:

– Судари, что с вами? Не лишились ли вы разума? Мод! Марк! Маркус!

Магдалена! Ради вас самих, руки прочь от этого гроба!

Мод смахнула с сундука одежду, и луки, и колчаны, и потащила его от бара, где он стоял, по направлению к Дверному сектору. Похоже было, что она собирается выкинуть его поскорее наружу, как только представится такая возможность. Марк тем временем суетился вокруг, то ли помогая ей, то ли пытаясь отобрать у нее сундук.

Они вели себя так, будто ни слова не слышали из сказанного Сидом, а Марк вопил:

– Отпусти, meretrix! Это будет ответ Рима парфянам на Ниле!

Каби глядела на них, вроде бы собираясь помочь Марку, но брезгуя ввязываться в драку с мере… ну, как это там у Марка по латыни – в общем, с потаскухой.

И тут наверху бронзового сундука я увидела эти семь поганых черепов, располагавшихся вокруг замка.