— не потеряли, гады, вернулись. А тут бензин кончился. Слышу, машина сзади рычит… Схватила пистолет, Олежкин комбез — он у меня заместо тряпки в машине лежал. Еще кроссовки из-под сиденья достала — я в туфлях на шпильках никогда не вожу, так получилось, что некогда было переодеваться. Схватила кроссовки, но в лес забежала еще в туфлях. Потом остановилась подальше от дороги, надела комбез и кроссовки. Туфли в дупло сунула, чтобы не мешались. Потом слышу, что они на просеке вас заловили. Пока базар шел — поняла, что они сейчас меня будут по шпилькам искать. Тихонечко проскочила вдоль просеки и перешла на другую сторону. Дальше вы все сами видели… — Эля остановилась, как бы соображая, надо ли было все это рассказывать Агафону.

— Видели, — кивнул Агафон. — Между прочим, если бы ты этот фортель с пинком, угоном и проколотыми шинами не выкинула, мы бы тебя должны были цветами завалить и бассейн шампанским для тебя наполнить. Ну, хотя бы ванну. Ты ведь нас с того света выдернула. Такой шанс подворачивается раз в сто лет. Так что боялась ты нас зря и меня ни за что ударила.

— Ну да, — сарказм у Эли так и лез наружу, — сейчас, когда ключики нужны, ты меня готов золотом осыпать. Правда, золота нет, одни слова. А как ключики получишь, так и про слова забудешь.

— Обижаешь, а зря, — поморщился Агафон. — Давай поразмыслим, что ты с этими ключиками сможешь сделать. На аукцион выставишь? Мол, ребята, имею в наличии два ключика неизвестно от чего, но, говорят, стоят дорого…

— А ты знаешь покупателя! — усмехнулась Элька. — Только не знаешь, чем он с тобой расплачиваться будет. Твердой валютой или свинцовой.

— Я знаю того, кто меня за этими ключами послал. Ему я верю, он мне верит. А что с этими ключами дальше будет, по какой эстафете они пойдут и до кого доберутся на финише — наплевать. В наших делах, понимаешь ли, очень важно точно знать, где твое место. И не торопиться лезть выше, пока не просят.

— Четкая позиция, — хмыкнула Эля. — Ладно, пошли назад! В горку идти оказалось действительно труднее, хотя подъем был довольно пологий. Музыка, долетавшая от села Воронцова, стихла, должно быть, дискотека закончилась. Каждый шаг по мягкой, местами травянистой, местами присыпанной хвоей и шишками дороге, по которой, казалось бы, можно было идти совершенно бесшумно, звучал в тишине неожиданно громко, почти как шаги по жестяной крыше или бетонному полу. Где-то в белесых тощеньких облаках посвечивал серпик луны, выгнутый буквой С, то есть старый, уходящий. Звездочки мерцали, и прохлада была вполне умеренной. Самое время для прогулок с любимыми.

По идее прогулку на сем следовало прекратить, пожелать Ксюше «спокойной ночи», а самому отправляться дрыхнуть. Но у Гребешка такого желания не было. И у Ксюши, кстати говоря, тоже. Их беседа, в отличие от диалога Агафона с Элей, не носила столь острого характера. Гребешок анекдоты рассказывал — Ксюша хихикала, потом Ксюша анекдоты рассказывала — Гребешок ржал. Немного про музычку поболтали, немного про видео, чуток про тряпки — тут в основном Ксюша просвещала темного Гребешка, чего теперь в Питере модно, а чего уже никто не носит. И конечно, что где почем.

В том, что Ксюша — девочка без комплексов еще в большей степени, чем Элька, Гребешок не сомневался.