— Все заряды положены?

— Уже час как.

— Если хотите знать мое мнение…

— Я знаю ваше мнение, Иван Рубинович — подождать, поискать, правильно?

— Правильно.

— Есть ситуации, когда ждать нельзя. Майор!

— Слушаю.

— Последний вопрос. Никто внутри не пострадает… если внутри есть кто–нибудь?

— Мои ребята постарались, взрывы должны произвести только откупоривающий эффект. Какие–то камешки шуганут, конечно, в дыру, но лес рубят, камни летят.

— Действуйте. Ровно в 16.15. крутите свою машину. Далее — противогазы. Всех лекарей еще раз накрутите. Санитарные вертолеты можно поднять в воздух в 16 ровно. Площадка для них готова?

— Да, есть там местечко, метрах в ста.

— Теперь все, кажется.

— А если, акты, так сказать, сопротивления, товарищ полковник? Эта девица, Ундина, Шерстюку моему губу прокусила, до сих пор не заживает.

Колпаков внезапно чихнул.

— Сопротивление? Не думаю, что следует ждать сопротивления в обычном смысле, я имею в виду, огнестрельное оружие. Главное, не снимать противогазы. Если кто–то там очень заартачится, можно применить что–то вроде силы. Впрочем, мы пойдем по пятам за передовой группой. Главное не просмотреть один объектив — я его назвал «роддом».

— Почему роддом?

— Не знаю, Иван Рубинович, я не придумывал, само в голову пришло.

— Как он выглядит, этот роддом? — с легким недовольством в голосе, спросил майор. Ему не нравилось возникновение новых нюансов накануне операции. К тому же он понял — генерал тоже не в восторге от затеиваемого.

— Мне же людям объяснять.

Полковник поглядел ему в глаза долгим–долгим взглядом.

— Не знаю, майор, не знаю. Могу только сказать — это особенное место. Оно будет, обязательно будет, отличаться от всего остального. Вы сразу поймете — это «роддом». Там возможна охрана. Не знаю какая, не знаю сколько, не знаю кто.

Щека майора нервно дернулась, ничего себе задание, сказал он этим движением. Полковник понял его.

— Вы знали, куда идете на службу. Сколь бы бредовыми не казались вам мои команды, старайтесь их выполнять, как можно ближе к тексту бреда.

— Все, что вам станет известно в результате этой операции, составляет безусловную государственную тайну, — сказал свое слово Иван Рубинович.

Дрынов кивнул.

— Идите и пришлите ко мне профессора Осколкина, у меня есть к нему несколько словечек.

— Есть.

Когда майор растворился в ельнике Иван Рубинович, державшийся на краю полянки, как бы чуть в стороне от ответственности за происходящее, неестественно быстро подлетел к Колпакову.

— Слушай, Вася, что ты затеваешь? Какой еще «роддом»?

Колпаков усмехнулся, чуть самодовольно, чуть безумно. Генерал продолжал напряженно дышать ему в ухо.

— Я всегда считал, что у нас только один небожитель в погонах, который готовит себя для борьбы с мировым злом, генерал–лейтенант от инквизиции.