Мне нужен был обширный и разнообразный материал. Не одни ублюдки, только, и наркоманы. Весь срез русской жизни, и как можно больше статистических единиц, то есть, человеков. Я уже начал опасаться, что Краснобельска мне не хватит, но тут набрел на эту святую женщину.

— Какую женщину?

— Вы совсем уж, мать мальчика и девочки, ту женщину, у которой сейчас начинаются третьи роды.

В подтверждение этих слов, раздался мощный удар в стену.

— Мне пора, генерал, я не все вам рассказал, но главное, думаю, вы поняли.

— Но скажите…

— Все. Все вопросы задавайте теперь себе, тем более, что ответы теперь не имеют никакого значения. С сегодняшнего дня уже ничего не имеет значения. Начинается другое, понимаете меня? Впрочем, и это уже не важно.

Антон Карлович вышел в коридор, за ним бесшумно протянулась струя пара.

— Ко мне! — крикнул кому–то мистер, и очень скоро стало ясно кому — двум громадным молодцам в классически пятнистых комбинезонах, увешанных чем–то огнестрельным.

— В подвал! — скомандовал мистер Локей и убежал навстречу новому нечеловеческому взреву, донесшемуся из соседней комнаты.

17

Дьянба дрянной городишко, на берегу плохо выраженного залива. Наш теплоходик, пыхтя трубой старинного котла, подтащил свое исцарапанное, в ржавых вмятинах тело, к пахнущему гнилой рыбой причалу. По краю причала стояли на расстоянии десяти шагов друг от друга, потные, но сосредоточенные полицейские. Судно еще не полностью пришвартовалось, а на берег уже посыпались разнокалиберные тюки и ящики, мешки с визжащими поросятами, корзины с петухами и козы со старухами. Я подождал, пока схлынет этот вал, и выгрузился вслед за молодым вертлявым тайцем. Он нес на плече огромный транзисторный приемник, который хрипел на все побережье. Парень самозабвенно пританцовывал под его аккомпанемент, пока не получил по уху волосатой полицейской лапой. Со мной обошлись много уважительнее, наверное сыграла роль моя внешность.

Документы, предъявленные мной, изучались невнимательно, полицейским было все равно, с какими документами прибудет тот, кого им следовало задержать.

Еле передвигая от усталости ноги, волоча по цементному полу свою котомку, я вышел из фанерного сарайчика таможни на солнцепек припортовой площади. В разных концах ее, под раскидисто–развесистыми кронами, плавились в станинных джипах не менее трех армейских патрулей. В распахнутой темной пасти ближайшего бара мелькали лопасти гигантского вентилятора. Мне очень хотелось пить, но я подумал, что человеку с моими внешними данными уместнее держаться какого–нибудь святого места, а не бара. Однако, как разберешь, что тут считается святым местом. Из энциклопедии мне было известно, что на острове нет явно выраженной господствующей религии. Население центрального нагорья почти сплошь буддисты, в городе много мусульман, им, наряду с индусами, принадлежит почти вся торговля. Есть католический храм.

Я медленно брел по улице вверх от порта в сторону рисующейся на фоне бледно–голубого неба столовой горы. Сначала я попал в район занятый, судя по всему, виллами мусульманских купцов — глухие белые стены, высокие каменные заборы, затянутые ажурными решетками, окна.