На третьей остановке Максим выскочил на солнечный асфальт и сразу же задрал голову. Прямо над ним на страшную высотищу взлетала кружевная телебашня. Среди редких белых облаков виднелись ее антенны, похожие на оперения стрел. Вот бы забраться!

Но тебе, пожалуй, заберутся! Башня – за высоким решетчатым забором, в заборе – проходная: красивый домик с двумя окошками и дверью. А у двери стоит широкая тетя в берете со звездочкой, в синей куртке и с большой кобурой. Кобура спускается из-под куртки на двух ремешках – как у военных моряков и летчиков. А под кожаной крышкой (Максим сразу разглядел) торчит круглый металлический затылок рукоятки с кольцом. Значит, наган.

Максим огляделся. А где ребята? Ведь было сказано: собраться у входа. Максим нерешительно шагнул к тете с наганом.

– Извините, пожалуйста. Здесь ребята должны были собраться, чтобы выступать. Вы не знаете?

Тетя обернулась и расплылась в улыбке:

– Еще один! Глянь, какой ладненький. Знаю, знаю, собираются. Велено сразу пропускать, чтоб не ждали. А то некоторые, вроде как ты, раздетые прискакали. Прозяб небось?

Вот тебе и на! Максим и думать забыл про холод. На улице настоящее летнее утро, даже ветерок и тот не холодит.

– Проходи, проходи, чижик, – сказала тетя и слегка отодвинулась. Максим скользнул было в щель между ее круглым боком и дверным косяком. И остановился. Рядом с собой, в небывалой близости, увидал он опять тугую кобуру с торчащей рукояткой.

– А он заряженный? – уважительным шепотом спросил Максим и поднял на тетю серьезные глаза. (Потрогать бы хоть пальчиком! Но нельзя, конечно.)

– Заряженный, – со вздохом сказала тетя. – Если не заряженный, чего тогда таскать зря тяжесть-то?

– А боевыми или холостыми?

Тетя-вахтер опять улыбнулась.

– Холостыми стреляют, когда кино снимают. А у меня пост.

– Это если шпионы полезут? – догадался Максим. Потому что в самом деле, если пролезут диверсанты да рванут телебашню, сколько железа посыплется на соседние кварталы! Все дома порасшибает!

– У меня не пролезут, – успокоила тетя и погладила кобуру. – У меня даже таракан не пролезет, не то что шпион. А хорошим людям – всегда пожалуйста… Ну, беги в дом, грейся, а то вон коленки-то синие…

– Вовсе не синие, – снисходительно объяснил Максим. – Это немного смола прилипла от щепки.

И он запрыгал через двор на одной ноге, а вторую поднял, чтобы помусоленным пальцем оттереть пятнышки смолы. А потом не стал. Все равно сразу не ототрешь. Да смола ведь и не грязь. Ею даже, говорят, ревматизм лечат…

В вестибюле студии было уже полным-полно народа. И девчонки из хореографической группы, и длинноволосые, как Андрей, парни из старшего хора, и ребята из оркестра – с большими футлярами, где лежат всякие инструменты. И конечно, народ из "Крылышек".

Мама была права: большинство пришли в плащах, куртках или спортивных костюмах. Но Максим тоже был немножко прав: кое-кто заявился так же, как и он, – не побоялись, что озябнут. И не только ребята из "Крылышек". Вон прислонился к стенке круглолицый сероглазый мальчишка в такой же, как Максимкина, форме, только не в вишневой, а зеленовато-голубой. Значит, из музыкантов.

Небольшой, не старше Максима, а играет в оркестре! Интересно, на каком инструменте? Может, спросить? Нет, неловко почему-то.

Хотел Максим побежать к своим, из хора, но увидел, что мальчик-музыкант смотрит на него. Потом оттолкнулся от стенки, подошел к Максиму, голову набок наклонил и спросил:

– Тебя как зовут?

Глаза у него были веселые.