|
Не возражайте. Так вот… Несколько лет назад Уолт работал в какой-то фирме, проводил исследования, важные для будущего. Так он говорил. И у фирмы был этот знак. Сначала я получила по почте анкету с таким знаком. Ответила на вопросы и отправила обратно. А потом пришел Уолт… Так мы познакомились. Листы с этим знаком он потом приносил еще много раз. Очень необычные вопросы. Мне было трудно, но интересно, многое там касалось географии, физики, войны, мира, философии, я спрашивала, зачем мне это, а Уолт отвечал — очень важно, чтобы такие листы заполнили добросовестно как можно больше людей самых разных профессий. Для чего важно? Для будущего, говорил он, а значит и для нас двоих.
— Какие там были вопросы? — Не помню точно, честное слово, у меня отвратительная память на такие вещи. — Но ведь Уолт говорил, что это важно, как же вы… — Важность для меня ассоциировалась с нашим знаком, но он оказался несчастливым. Однажды мы с Уолтом поехали на уик-энд во Флориду, а когда возвращались, он все молчал и был мрачен, я не понимала — отчего. Решила — больше не любит. Дура, да? Уолт сказал, что любит меня по-прежнему, но это не имеет значения, потому что все нужно делать так, будто завтра конец света. А если нет, то нужно все делать так, чтобы конец света наступил как можно скорее, потому что иначе будет еще хуже. Вы понимаете, что он хотел сказать? Я не понимала. А Уолт усмехнулся и сказал, что, к счастью, никто этого не понимает. Понять это так же сложно, как ответить на вопрос: для чего живет человечество. И я опять не поняла. Потом… Да, именно после того вечера Уолта будто подменили. Точно. Именно тогда. Второго февраля третьего года. — У вас прекрасная память! — Боже мой, в тот вечер мы впервые поссорились. Потом помирились, он приезжал ко мне опять, но все было уже иначе. Уолт смотрел на меня с жалостью. Раньше он так не смотрел — зачем было меня жалеть? Когда любишь, жалость не нужна, жалеть начинаешь, когда бросаешь… — Погодите, Джекки, давайте вернемся. Уолтер изменился, говорите вы. Были какие-то внешние события? Ведь не ваша поездка во Флориду стала… Скажите, ему угрожали? Или что-то еще? Жаклин покачала головой. — Ничего такого, о чем бы я знала. Ему не угрожали, это точно, этого он бы от меня не скрыл. Просто он так решил сам… После той поездки он никогда не приносил бумаг с нашим знаком, и платье я спрятала, но все равно было поздно. А знак наш я потом видела еще раз. В Вашингтоне. Я поехала туда, потому что знала: Уолт там. Искала его и нашла. Я думала, что замешана другая женщина, представляете? Это первое, что приходит на ум, самое простое и глупое. Он шел на Капитолий, я подошла к нему у входа. Уолт был поражен. Сказал: «Хочешь услышать, что от всего этого осталось?» Я ничего не поняла, но сказала «хочу», и мы пошли на какое-то заседание. Там обсуждали фирму, у которой был наш знак. Сенатская подкомиссия обвинялась в том, что потратила на эту фирму много денег. А фирма растратила деньги на исследования, которые не стоят и цента. Но я смотрела только на знак и думала, что Уолт специально привел меня, чтобы я убедилась: у нас все кончилось, как и у этой фирмы. Когда мы выходили, он сказал что-то вроде: «Они-то выпутаются, а вот все мы как?» Потом сказал, что нам нужно расстаться, со мной он становится слабым и ни на что не может решиться. А он должен. Стоял совершенно чужой мужчина и говорил: я должен. Мне стало страшно… Почему вы молчите? — Джекки, — сказал Портер, — я еще не знаю, что буду делать, но обещаю вам две вещи. Во-первых, у меня в Нью-Йорке много знакомых, и я поговорю о работе для вас. Во-вторых, я разберусь с этой фирмой. Вы только вспомните ее название. И фамилии. На заседании называли чьи-то фамилии. |
