|
Все это Хохолка отряхнул от своих ног и единственно думал о том, чтобы отсидеться до конца урока в уборной, в этом убежище, в этом храме травимых первоклассников. Чтобы девственную чистоту его письменной работы не осквернила ни единая ошибка — ни против правил грамматики, ни против духа латинского языка. А буде забывчивый классный наставник спросит, почему он ничего не перевел, Хохолка твердым голосом ответит: — Я весь урок сидел в уборной.
Ну, а если Флорентин не поверит, то тогда он приведет своего классного сюда, и тот увидит надпись: «Вацлав Хохолка, 1 „А“, 16/XI». Он начертал ее броскими письменами и продолжал сидеть в этой маленькой, запертой на задвижку кабинке, правда, не совсем спокойно, но уже с известной долей покорности судьбе. Кто-то пробежал по коридору и, забарабанив в дверь, прокричал: — Хохолка, давай поторапливайся! — Не могу, — раздалось в ответ на предложение, переданное от имени классного наставника Флорентина. И хотя уже четырнадцатый посол бежал обратно в класс, чтобы успеть дописать контрольную, тем не менее Хохолка с важным видом продолжал сидеть дальше, ибо отдавал себе отчет в том, что этим словом «не могу» он восстал против авторитета своего классного наставника. Война была объявлена! Через пять минут четырнадцатый посол во второй раз прошел на рысях к последнему прибежищу Хохолки и, колошматя в дверь, объявил: — Он говорит, факт, поторапливайся! — Не могу, — снова ответил Хохолка, но на этот раз уже с гордостью никак не меньшей, чем отвечал Леонид персидским послам в Фермопилах. В мрачном коридоре гимназии, где гулко отдавался каждый шаг, снова воцарилась тишина. Хохолка считал секунды, минуты и уже мало-помалу приближался к шестистам, что означало примерно около десяти минут с момента, когда его в последний раз посетил гонец господина учителя Флорентина. Затем раздались тяжелые шаги, и сильные удары в дверь нагнали панический страх на Хохолку. — Хохолка, вылезайте уже, вы не успеете сделать контрольную! То был глас классного наставника Флорентина, глас строгий и грозный, глас тирана, жаждущего невинной детской крови. — Не могу, господин учитель, — прозвучал голос Хохолки, голос дрожащий и робкий. — Приказываю вам вылезти! Жестокая схватка разгорелась в душе Хохолки, но мятежный дух одержал верх. — Не могу! — молвил он теперь уже твердым голосом. — Итак, вы не хотите вылезти? — Я не могу! Пан Флорентин помчался к директору. — Господин директор, один гимназист по фамилии Хохолка проводит время, отведенное для первой контрольной, в уборной, и отказывается ее покинуть. Директор встал, взор его загорелся гневом от этакой безнравственности, и оба с серьезным, видом зашагали к убежищу Хохолки. Первым постучал пан Флорентин: — Хохолка, опомнитесь, тут господин директор, вылезайте из уборной! — Послушайте, вылезайте, — подал голос директор, — не упорствуйте, вы об этом пожалеете. Где вы живете? — Воинская улица, 5, господин директор. — Мать у него прислуга, — заметил классный наставник. — Вот видите, Хохолка, — принялся увещевать директор, — ваша мать — прислуга, а вы, вместо того, чтобы доставить своей бедной матери радость хорошей оценкой по латинской контрольной, сидите в уборной и не выходите. Совсем не жалеете свою матушку. Но какие могут быть разговоры, приказываю вам немедленно вылезти и вернуться к своим обязанностям! — Не могу, еще не могу! — Не делайте из нас дураков, будете записаны в классный журнал. |
