– Это отмазки, – парировал Никита. – Я что, слепой, чтобы не видеть, как ты изменилась после этого?

– Я расстроилась... Тем более после того, как поползли слухи, и на меня сталикоситься... Но разве это как то повлияло на наши отношения? Я же ни в чёмтебя не виню и не винила, наоборот, была благодарна...

– Ой, давай не будем! К слухам я не имею никакого отношения! И обойдёмся без благодарственных нот и официоза! Ты мне проела весь мозг своим проектом, вот я и повёлся... Шеф был не доволен, нос потом воротил! Ты вообще меня заставила, рыдала тут!

Растерянность во мне сменило возмущение.

– Никита, что ты такое говоришь?! Ты ведь ты сам, ещё когда мы познакомились на выставке, сказал первым делом, что с радостью поможешь с моими работами. Разве нет?! Разве ты не говорил этого?!

Он зло сузил глаза.

– Ну да, и ты сразу проявила ко мне интерес. Я всегда знал, что ты со мной только из за денег и возможностей!

Захотелось запустить в него костылём. Была б не в гипсе, уже влепила бы пощёчину.

– Да как ты смеешь?! – зарычала я. – Неужели ты правда так думаешь?! А нашажизнь?! Наша жизнь вместе не в счёт? То, что у нас есть?!

Никита отмахнулся.

– Надоело. Не люблю разбираться. И ты прекрасно знаешь, я не выношу, когдаты повышаешь на меня голос.

– А как тут не повышать? – расширила я глаза, видя будто впервые человека, с которым прожила вместе три года. В блондине со стальным взглядом ничего не было от обаятельного гения с вечно взлохмаченными волосами, по мальчишескилюбящего фри и бургеры вместо нормальной еды, компьютерные игры вместопохода в парк, футболки и джинсы вместо приличного костюма; от парня, забавного своим сарказмом, полного безумных идей, но такого нежного иласкового, ненасытного ночью. Тот, кто смотрел на меня сейчас, как нареального врага, вряд ли был тем же, кто по утрам целовал в нос и жалостливопросил кофе, иначе умрёт... Будто в то же тело вселили чужую душу. Но вроде бы всё было прекрасно до момента, когда я на отдыхе сломала ногу... Или нет? Когда Никита стал чужим? Когда я перестала носить ему кофе и стала просить сама? Когда я перестала стирать, кормить, намывать пол, потому что не смогла, оказавшись обездвиженной почти на всё лето? Когда, болея, я стала не такой красивой, заботливой, активной и... не такой удобной? Или на самом деле, отдаляться он стал тогда, когда я попыталась воспользоваться нечестной лазейкой, чтобы быть замеченной на конкурсе?

Да, это было малодушно. Но все вокруг меня пользовались связями, возможностями пробиться, а я нет. Я позволила себе только один раз... Ведь оказалось, что в мире творчества никуда не ткнёшься без меценатов, спонсоров и сомнительных конкурсов, где покупается даже внимание жюри! Да, я поступила не правильно, и у меня ничего не вышло. Но, выходит, цену всё равноплатить приходится? И, кажется, с меня спрашивают вдвойне за то, чтопокривила душой ради искусства. Чёрт бы его побрал! Я перевела дух и понизилатон: – Неужели ты настолько меня не знаешь, Никит? Неужели ты не чувствуешь, что я тебя люблю? И всегда любила?

– Хватит. За это лето я уже устал, – раздражённо заявил Никита. – Твои нервы, гипсы, врачи. Костыли везде валяются. Да ещё и правду не хочешь признавать. Я ухожу и всё. Мне надо сосредоточиться на работе, у меня важный проект, имне не до семейных дрязг.