Глава 5

Между тем, миссис Фарриндер не была готова выступить перед собранием. Она призналась в этом Олив Ченселлор с улыбкой, означавшей, что не следует строго судить её за подобную заминку. Она и без того часто выступает, и теперь хотела бы услышать, что скажут другие. Ведь и сама мисс Ченселлор уже успела подумать на эту жизненно важную тему. Почему бы ей не дать несколько комментариев и не рассказать о собственном опыте? Что думают женщины с Бикон стрит об избирательном праве? Возможно, для них её слова окажутся важнее любых других. Вероятно, у местных лидеров недостаточно информации по этому вопросу. Но они хотели бы участвовать во всех начинаниях, и почему бы мисс Ченселлор не помочь им? Миссис Фарриндер говорила тоном человека настолько дальновидного, что на первый взгляд, пока вы не видели её в деле, этот всезнающий тон можно было бы счесть показным. Она чувствовала, какие рамки сдерживают полет фантазии других людей, и сейчас собиралась расшевелить своих друзей с Милл-дэм.

Олив Ченселлор выслушала этот призыв со смешанными чувствами. Несмотря на неизменное стремление к реформам, ей часто хотелось, чтобы сами реформаторы были немного другими. В миссис Фарриндер было что-то великое, что поднимало собеседника до её уровня, но говоря со своей молодой подругой о женщинах с Бикон стрит, она немного кривила душой. Олив ненавидела, когда об этой фешенебельной улице говорили как о самой примечательной в городе, жить на которой было всё равно что доказать свою мировую славу. Там жило также и множество людей низкого сословия, и такая блестящая женщина, как миссис Фарриндер, живущая в Роксбери, не может этого не знать. Конечно, раздражаться из-за таких ошибок недостойно, но это был не первый раз, когда мисс Ченселлор замечала, что самообладание – плохой помощник в поисках истины. Она знала своё место в иерархии бостонского общества, и оно было далеко не таким блестящим, как предполагала миссис Фарриндер. Говоря с ней как с представительницей местной аристократии, миссис Фарриндер подразумевала определенные виды на её счёт. Она знала, что в США нет ничего хуже, чем полагаться на благородное происхождение. Тем не менее, справедливости ради, следует сказать, что Ченселлоры принадлежали к буржуазии – старейшей и лучшей её части. Они могли считаться с таким своим положением или нет или даже гордиться им, но оно было таково, и со стороны миссис Фарриндер было несколько провинциально не понимать этого. Хотя в ней многое было провинциально, например прическа. Когда мисс Бёрдси называла кого-то «общественным лидером», Олив могла простить ей это одиозное выражение, так как никто никогда не подавал вида, что бедняжка утратила всякую связь с реальностью. Она была героически возвышенной личностью, нравственная история Бостона отражалась в её перекошенных очках, но при этом неотъемлемой частью её уникальности была её восхитительная неотёсанность. Олив Ченселлор считала, что служение определенному делу не обязательно должно быть связано с участием во множестве мелких общественных движений. Леди, которых упомянула миссис Фарриндер, а похоже было, что она имеет ввиду конкретных дам, могут говорить сами за себя. Ей же хотелось работать в другой области. Олив давно была очарована романтикой гуманизма. У неё было непреодолимое желание поближе познакомиться с какой-нибудь по-настоящему бедной девушкой. Казалось, в этом не было ничего сложного, однако, сказать по правде, она так не считала. Были две-три бледные помощницы в магазине, знакомства с которыми она искала, но, похоже, они боялись её, и все попытки были безуспешны. Она воспринимала их жизнь куда трагичнее, чем они сами, а они не могли взять в толк, чего она от них хочет, и всегда дело кончалось тем, что они связывались с Чарли.