Спустя пару дней после этого мистер Бюррадж оставил у двери мисс Ченселлор карточку с запиской, в которой выражал надежду, что она придёт к нему на чай в условленный день, когда ожидался также визит его матери. Олив ответила, что придёт с Вереной. Но, делая это, всё ещё не была уверена, как она поступит. Ей казалось странным, что Верена заставила её пойти на такой шаг, и это доказывало две вещи: первое, что Верену очень заинтересовал мистер Бюррадж, и второе, что её душа непередаваемо невинна. Ибо ничто иное не могло объяснить, почему она с таким безразличием относится к этой прекрасной возможности для флирта. Верена хотела знать правду, и было ясно, что сейчас она считала, что может узнать её лишь у Олив Ченселлор. Кроме того, её настойчивость доказывала, что мнение подруги о мистере Бюррадже значит для неё намного больше, чем собственное. И хотя Генри Бюррадж изрядно разозлил мисс Ченселлор во время первой встречи у Таррантов, у неё было стойкое ощущение, что он истинный джентльмен и, в сущности, неплохой парень.

Последнее стало очевидно, когда они, наконец, посетили его жилище. Он был так весел, очарователен, дружелюбен и вежлив, так внимателен к мисс Ченселлор, что первое время Олив сидела и изо всех сил встряхивала свою совесть, как остановившиеся часы, стараясь заставить её подсказать, почему она должна невзлюбить его. Она ясно видела, что никаких трудностей не возникнет с тем, чтобы невзлюбить его мать. Но это не могло помочь делу. Миссис Бюррадж приехала к сыну всего на несколько дней. Она остановилась в отеле в Бостоне. Олив почувствовала, что после такого признания следовало бы пригласить её к себе, но, к своему удовольствию, могла оправдать себя тем, что это не соответствует бостонскому темпераменту, и оставить всё как есть. Это было немного провокационно, так как в миссис Бюррадж был силён нью-йоркский дух, который позволял не обратить внимания на то, снизошёл ли бостонец до приглашения. Но таковы недостатки даже самой сладкой мести.

Это была светская дама, огромная, объёмистая, и типично уродливая. Она выглядела грузной и медленной, но это впечатление развеивалось мгновенно, стоило услышать её быструю весёлую речь и короткие яркие смешки, которыми она сопровождала все шутки или то, что ей казалось шуткой. Создавалось впечатление, что она одобряет абсолютно всё, что видит и слышит. Она была со всеми вежлива, но без лести, и очень общительна, но без той доверительности, с помощью которой бостонцы обычно показывают, что относятся к собеседнику без подозрений. Миссис Бюррадж очень нравился Бостон, Гарвардский Колледж, квартира её сына, её чашка из старого Севрского фарфорового сервиза, её чай, который оказался не настолько ужасным, как она ожидала, компания, которую сын подобрал для неё, – там было трое или четверо джентльменов, в том числе мистер Грэйси, – и, наконец, но не в последнюю очередь, Верена Таррант, с которой она общалась, как со знаменитостью, но мило и серьёзно, при этом без материнской покровительственности и намёка на их разницу в возрасте. Она говорила с ней, как с равной, считая, что гениальность и слава Верены уничтожают все различия, и девушка не нуждается ни в одобрении, ни в покровительстве.