Восторг алхимическим образом превращался в полную свою противоположность. Это продолжалось примерно неделю.

По истечении этой недели мои муж и сын единодушно решили, что обязаны срочно отправиться с длительным визитом к деду в Крым, а Иркин супруг Моржик, не имеющий в иных курортных районах подходящего для стратегического отступления дедушки, банально дезертировал домой в Краснодар под предлогом срочной и важной работы.

Вся роскошь человеческого общения с подругой и ее потомками досталась мне одной. Я, несчастная, никуда не могла убежать, потому что по долгу службы должна была пиарить сочинский парк развлечений, где лето — во всех смыслах горячая пора.

На мое счастье, утром, когда я убегала на работу, Ирка с гавриками еще спала. А вот вечером открутиться от совместного времяпрепровождения получалось только в том случае, если удавалось незаметно прокрасться к себе и сидеть тихо-тихо, как слепоглухонемая и парализованная мышка.

К сожалению, звукоизоляция в доходном доме оставляла желать лучшего, и пребывать в квартире, вовсе не производя предательских шумов, у меня не получалось. Масяня же и Манюня отличаются сверхчеловеческим аппетитом и таким же слухом — чертовски неудачное сочетание! Даже на тихий звон посуды и аккуратный хлопок дверцей холодильника они реагируют, как две хорошо обученные полковые лошади на звук сигнальной трубы.

— Ладно, малыши, уходим к себе. — Ирка, а-ля гаишник помахивая палкой конфискованной у меня копченой колбасы, выгнала деток из моей студии. — Тетя Лена, не скучай, я еще зайду тебя навестить!

— С колбасой, пожалуйста! — нервно покричала я ей вслед, сообразив, что в итоге краткого светского визита осталась без ужина.

А если бы они задержались, нашли бы и мой НЗ в виде плитки шоколада под диванной подушкой.

Опасливо косясь на дверь, я вытянула сладкую захоронку и развернула шоколадку, стараясь сделать это так незаметно и тихо, как не старалась даже на премьере в Большом театре, сидя в первом ряду.

Мой сын утверждает, что знает, почему меня назвали Алёнкой — в честь знаменитой шоколадки, разумеется!

Улыбнувшись, я положила в рот кусочек лакомства и сладострастно замычала.

Напрасно. Не закрыв дверь на ключ, засов и цепочку, нарушать режим молчания не стоило.

— Шокорад! — горестно и торжественно, как распорядитель похоронной процессии, объявил обиженный в лучших чувствах и ожиданиях детский бас.

— Чего тебе, малыш? — неискренне ласково поинтересовалась я, пряча початую сладкую плитку за спину.

— Шокорад! — повторил ребенок, с разбегу штурмуя диван.

— Ирка! — взвизгнула я.

— Ленка, ты с ума сошла, кормить ребенка на ночь шоколадом! — возмутилась мгновенно материализовавшаяся подруга.

Она бестрепетно выхватила у ребенка шоколадку, бестрепетно отнятую им у меня, и я удрученно подумала, что наследственность — это великая вещь.

Надеяться отнять шоколадку у Ирки не стоило.

Не родился еще тот сумоист, который одолел бы шестипудовую зрелую красавицу некрасовско-рубенсовского типа в борьбе за что пожрать.

Я вымыла руки, почистила испачканный коричневым диван и с надеждой устремила взгляд в окно.

В нашем курортном местечке желания отдыхающих — закон, а чего праздный человек страстно желает ближе к ночи? Употребить перорально чего-то вредного, конечно же!

В родных широтах русский люд совершает полночный марш-бросок к фамильному холодильнику, а на курорте идет в шашлычную, хачапурную, чебуречную или хинкальную. У нас в центре Адлера вся эта гастрономическая экзотика заполняет прорехи мироздания так плотно, что прямо с крыльца подъезда можно непринужденно рухнуть в гостеприимно пылающий мангал.

То есть положить чего-нибудь на зуб не проблема, были бы денежки…

И они у меня есть…

Но вот беда: я живу на шестом этаже, а лифт наш шестой же день — такая вот гармония — не работает.