-  Поехали! - кивнул я. - А ты не знаешь еще - зимнее обмундирование добровольцам выдают? Холодно, понимаешь, в футболке и джинсиках… Февраль на дворе.

    -  Не знаю насчет обмундирования, - ответил Огоньков. - Пошли на вокзал, там и спросим.

    -  Во сколько отбывает поезд? - спросил еще я.

    -  Ни во сколько. То есть, они постоянно отбывают. Один за другим. Фронту требуется подкрепление.

    В добровольческом штабе работа кипела вовсю. Оказывается, погибнуть во славу народа жаждало едва ли не все население Петрограда. Правда, получив винтовку и хлебный паек, многие, вместо того чтобы идти к перронам, направлялись прямиком к стихийному рынку, где оружие легко и свободно обменивалось на самогон, но таких предприимчивых товарищей за углом перехватывал красноармейский патруль и под конвоем препровождал к охраняемому составу, откуда уже никуда потенциальным воякам вырваться было нельзя. Стон и скулеж вился над составом. Хитроумная система набора армии меня восхитила. А товарищ Огоньков только хмурился и ворчал:

    -  Сознательности, сознательности не хватает! Не без труда мы пробились к штабу. Седоусый рабочий с красным бантом на тужурке сидел за грубо сколоченным столом и, страдальчески морщась, скрипел пером так, что чернильные брызги летели во все стороны. Когда уставала рука ворочать явно непривычным инструментом, он кричал на угрюмого пар-нишу, ведавшего выдачей оружия.

    -  Ты кто есть такой? - кричал седоусый. - Ты заведующий или портянка перепревшая? Сколько раз можно повторять: найди мне какого-нибудь грамотного сукина сына, чтобы секретарил. Сил моих больше нет. Как твоя фамилия? - переключался он на очередного кандидата в добровольцы.

    -  Желобковы мы, - басил кандидат.

    -  Пиши вот тута подпись.

    Кандидат принимал перо и выводил на серой, разграфленной бумаге жирный крестик.

    -  Неграмотный? - зверел секретарь.

    -  Неграмотный…

    -  Чтоб вас всех… - ворчал седоусый, ставя в графе «фамилия» такой же крестик. - Кладбище получается у какое-то, а не документ. Эй ты, орясина! - повернулся он опять к угрюмому заведующему. - Когда новый секретарь будет?

    Парниша достал откуда-то из-за спины большой лист картона, окунул палец в чернила, нацарапал на картоне что-то и предъявил седоусому. «Иди к чорту!» - крупно написано было на листе.

    -  Так пускай он будет вместо тебя секретарем, - предложил Огоньков, подходя к столу (я стоял в очереди сразу за товарищем комиссаром). - Пускай он пишет, а ты винтовки выдавай. Слышишь меня, товарищ?

    -  Я-то слышу, - проворчал седоусый, - а он не слышит. Глухонемой. Мы уж пробовали, но все равно ничего не получилось. Ему орут: «Иванов», а он царапает: «Канцелербоген». А ты, товарищ, грамоте разумеешь? Пойдешь вместо меня, а?

    Товарищ Огоньков только покрутил головой и ничего не ответил. Я тоже смолчал. У меня губы посинели и не разжимались, я замерз как собака, пока мы шли к вокзалу. Холодно, чтоб у меня хвост отвалился, холодно! В одной футболочке-то.