Можно было почти как в старые времена дать себе передышку, и он, слегка потворствуя своей прихоти, при величественно-фальшивом присутствии галактической империи постарался задуматься о том, что жизнь все-таки может иметь смысл. Но именно сейчас, когда ему так нужна была такая иллюзия, она убегала от него, издевалась над ним, а вместе с ней над ним издевались и его собственные фантазии, порожденные стремлением обрести эту иллюзию.

Существо на трех ногах выпрыгнуло из сумерек и нерешительно остановилось на некотором расстоянии, тонко намекая, что не прочь бы поесть. Поначалу ему показалось, что это ригелийский трипедал, но потом он разглядел обыкновенную кошку с Земли, впрочем, без одной ноги. Передвигалась она карикатурно, но вполне уверенно и даже с некоторым изяществом. Даже представить себе было трудно, как она могла попасть на эту планету.

"Но пусть это тебя не беспокоит, Троеножка, мы забудем, что ты чуть-чуть отличаешься от других кошек, — с горечью думал он. — Ты охотишься в одиночку. Спариваешься с себе подобными, но только потому, что в этот момент тебе больше всего этого хочется. Ты не создаешь себе единого божества из себе же подобных и не поклоняешься ему, не тоскуешь по столетиям света этой империи, молчаливо не изводишь себя из-за этого и не льешь смиренно свою кровь на этот космический жертвенник.

Ты не даешь провести себя, слыша, как под тысячью разных лун лают собаки о величии человечества или как вздыхает от пресыщения бессловесный благодарный скот, благодарно пережевывающий свою жвачку под красными, зелеными и лиловыми солнцами. Ты принимаешь нас как что-то иногда полезное для тебя. Ты входишь на наши космические корабли так же, как приходила к нашим кострам. Ты используешь нас. Но когда мы уйдем, ты не будешь чахнуть на наших могилах или умирать от голода в загоне. Ты обойдешься без нас или, по крайней мере, попытаешься это сделать".

Кошка мяукнула, и он бросил ей кусочек мяса, который она проворно поймала, приподнявшись на двух здоровых задних лапах. Наблюдая, с какой грациозностью она им лакомится (хотя от истощения у несчастной выпирали ребра), он вдруг отчетливо увидел перед собой лицо Кеннета, такое же, каким он видел его последний раз на Альфе Центавре-Duo. Оно казалось реальным, даже отбрасывало тень в бордовых сумерках. Полные интеллигентные губы с бороздками морщинок в углах, исподволь оценивающие глаза, желтоватая от долгого пребывания в космосе кожа — все как тогда, когда они жили в одной комнате в "Знамении Сгоревшего Самолета". Но сейчас в этом лице были живость и какая-то искорка, то, чего раньше он не замечал. Он не решался приблизиться к этой иллюзии, хотя и очень хотел. Только смотрел. Потом сверху до него донесся топот сапог, и кошка, сгорбив заднюю часть своего тела, совсем как трипедал, быстро поскакала прочь. Видение исчезло. Он долго сидел, пристально всматриваясь в то место, где видел кошку, испытывая незнакомое чувство мучительной горечи, будто умерло единственное в мире стоящее существо. Затем с увлеченностью двухлетнего ребенка он принялся за еду, иногда застывая на некоторое время с наполненной ложкой супа в руке.

Была ночь. Как два утомленных глаза, сквозь белесую дымку проглядывали красноватые луны, и в обступивших его тенях все пришло в движение. Он выглянул украдкой, напряженно всматриваясь в темноту, но из-за неровного, искореженного ландшафта разобрать что-либо было тяжело. Слева, из подземного убежища, появились три человека. Они шли, о чем-то перешептываясь и приглушенно смеясь. Один из них, кого он хорошо знал (коренастый солдат с огромными глазами, растянутым в глупой улыбке ртом и рыжеватой щетиной на подбородке), приветливо ему улыбнулся, подчеркивая таким образом легкость полученного задания.