— Как воздействовало заклятье, дорогой? — мягко спросила богиня, опускаясь на колени рядом с братом и кладя руки ему на грудь. — Паралич от второй нити через час-другой пройдет, но как ударила первая, я не могу понять.

— Память, — каркнул Кэлберт, и прикрыл глаза от невыносимой тяжести стыда. Куда более мучительного, чем заурядное заклятье парализации. — Я вспомнил, как убил тебя, сестра, подвел под меч.

— Когда это? — несказанно удивился Джей, почесывая нос, одним глазом он косил на брата, другим на клубок плетений, чтобы убедиться наверняка, что цепной реакции чар-ловушек не последовало. — Тебя с нами в Альвионе не было, я бы помнил…

Легкая тень сомнения относительно достоверности оставшейся в памяти информации проскользнула в голосе бога. Силы ведь обещали покрывало забвения, а в его эффективности принц мог убедиться совсем недавно, заработав выволочку от сестры.

— Не было, — спокойно подтвердила богиня и выдвинула версию: — Полагаю, речь идет об иной прошлой жизни.

— Давней, — едва слышно прошелестел принц-пират, — для меня после не одна миновала. Чары Нафила должны были спутать сознание, пробудить память о таких мучениях, чтобы я, не разбирая дороги, ринулся в ловушку. Наверное, я конченная сволочь, коль не попался…

— Что за чушь! Если бы угодил в ловушку, перебудил бы весь охранный контур, тогда уж нам точно пришлось уматывать из пещер с пустыми руками! А не бросился ты очертя голову прочь лишь потому, что паралич словил, — фыркнул белобрысый вор.

Джей никогда не одобрял маньяков в области самокопания, каковыми являлось большинство его кузенов, детишек дядюшки Моувэлля, обожающих это извращенное занятие. Ладно хоть родственнички проделывали этот ритуал самостоятельно, никого не донимая результатами экзерсисов и не вовлекая в процесс.

— Кэлберт, если хочешь, расскажешь обо всем потом. Или не рассказывай вовсе. Нет, я не подвергаю сомнению истинность твоих пробужденных воспоминаний, но коли ты вернулся в семью, значит предательство искуплено. Эта страница жизни перевернута, и только тебе решать, стоит ли ворошить прошлое, — невозмутимо, почти равнодушно, не давая даже толике гложущего душу любопытства просочиться в голос, промолвила богиня.

— Мы сможем нести его и двигаться через ловушки? — уловив откуда дует ветер, спросил Элегор, переводя разговор из области трагических воспоминаний в практическое русло.

— Скорее всего, оставлять-то все равно нельзя, — прикинул Джей, бросив взгляд вперед.

— Я ж обуза, лучше оставьте, — предложил пират, с трудом заставляя себя дышать и выдавливать слова.

— Очень уж тут гладко, ни пыли, ни сора, никаких мелких тварюшек, даже ни косточки тех, кто до нас тут неудачно пошарить пытался. Так часто бывает, когда чары очистки работают, которые всякую дрянь, в пещеры случайно занесенную, ликвидируют. Словом, не стал бы я рисковать. К тому же, сдается мне, это была основная западня, дальше до сокровищницы или не будет ничего, или мелочь, которую минуем без труда. Надо же шедевр для кульминации приберечь и накоплениями похвастаться! — шутливо объяснил специалист, не дожидаясь споров, нагнулся к брату и скомандовал: — Давай, герцог, тебе ноги, мне голова, потащили.

— Расчленять прямо тут будете? — практично поинтересовалась Элия.

Носильщики зафыркали, но Кэлберт даже не улыбнулся. Его, словно тонущего в водоворот, все глубже затягивало жуткое воспоминание о прошлом, и никакие шутки сестры не могли отменить свершившейся некогда трагедии. Видения о ней были столь свежи, словно все случилось вчера.

Бог почти не обратил внимания на то, что его подхватили, как бревно, и поволокли по пещерному коридору вперед.