Ни обманку, ни зверя, ни птицу не пустишь. Есть лишь один проход, вдоль правой стенки, а вокруг столько всего понаверчено, что только сунься, живым точно не уйдешь, а если выживешь, пожалеешь, что не сдох. И ведь не распустишь его, дрянь, в стены уходит и там где-то, об заклад готов биться, на колокольчик кончики подвешены. На проходе ниточка чар не смертельная, ни на какой недуг не завязанная, вот только уж больно явная и без сигнального довеска. Прилеплена хитро, будто случайно из общего клубка выбилась, да так ее никуда и не заткнули.
Выдав краткую справку по ловушке Джей озадаченно замолчал, почесывая острый нос.
— Именно это тебе и не нравится, — подвела итог подозрениям брата Элия, разглядывая неприятно серые, вместо обыкновенно цветных, запутанные нити некромантского заклятия. Определить точное назначение плетения было практически невозможно. Особенно пристально богиня изучала ту самую, едва заметную, как принесенная ветром паутинка, ниточку, повисшую отдельно от общего клубка, на который указал брат.
— Да. Какое заклятье она цепляет на жертву, разобрать не могу. А что цепляет и неспроста тут натянута, к пророкам не ходи, — признал оскорбленный в лучших чувствах принц. — Эх, надо было какого-нибудь раба с собой притащить, на нем бы и опробовали, а теперь уж поздно, не вернешься, сеть Нафила не пустит. Не то, что на корабль, и к первой развилке запросто не пойдешь, теперь только до логова, чтоб оттуда телепортом.
— Если не смертельно, надо идти, — высказался Кэлберт, остальные подтвердили согласие с выводом брата кивками.
— Тогда жребий, — предложил Джей.
Он вновь слазил в кармашек, теперь уже нагрудный. Вытащил четыре игральные кости — стандартные шестигранники, только махонькие, с ноготь на мизинце. Три черные и одну белую. Объявил:
— Кому белая, тот, везунчик, идет!
Встряхнул зажатые костяшки в кулаке, зажмурился и раздал, не глядя. Самым удачливым оказался Кэлберт. Вор пробросил вдоль границ основного контура заклятья камешки, чтобы показать брату, куда и как двигаться, и принц, старательно прижимаясь к стене, решительно зашагал по совершенно пустому, если не курить смолы, коридору.
Когда бог добрался до нити неизвестной этиологии, заклятье коснулось плеча и прилипло к нему, будто настоящая паутинка, из тех, на которых по осени отправляются в путь паучки. Еще шаг, паутинка порвалась, выпуская наружу другое заклятие, заключенное внутрь тонкой ниточки, как яйцо в скорлупу. Оное тут же пристало к Кэлберту и активизировалось.
В момент вспышки Элия успела разобрать отголоски странного плетения. Что-то смутно связанное с болью, причем болью не телесной, а куда более серьезными муками. Ниточка, едва заметная на тонком плане, несмотря на то, что едва коснулась одежды, хлестнула по тонким структурам бога, как черная плеть.
Мужчина содрогнулся всем телом и беззвучно закричал. Руки взметнулись к голове, прикрывая лицо, он, уже почти ничего не соображая, начал валиться на пол пещеры, и случайно задел еще одну нить клубка. Та оказалась обыкновенной парализующей, тоже не подарок, но зато вполне узнаваемая. Джей метнулся к брату и выволок его на свободное пространство. Элия и Элегор, копируя движение вора, миновали опасный участок без потерь для организма. Герцог даже умудрился не поцарапать скулы об стену.
Кэлберт лежал на боку, как его положил спасатель, и тяжело, с присвистом, дышал. На лице застыл отпечаток такого глубокого потрясения, что в первый миг Элегор испугался, не стряс ли пирату мозги Джей, приложив при спасении об стенку настолько крепко, чтобы пробить чугунную черепушку.
— Ты как, Кэл? — хлопнул по онемевшему плечу брата принц, внимательно осматривая пирата на предмет явных и скрытых повреждений.
— Цел, — прохрипел тот, случайно встретился взглядом с Элией, стал сначала бордовым, потом белым, как смерть, следом почти синим, и отвел глаза. |