Где-то в траве мирно стрекотали кузнечики, порхали фиолетовые и зеленые насекомые с полосатыми брюшками, а на ветвях пересвистывались невидимые птички и отчаянно пыхтел молодой человек, богато одаренный веснушками, видными даже под изрядным слоем пыли, налипшей на физиономию. Смыть ее юнец и не думал, только дорожки высохших слез прочерчивали желтоватый грязный налет. Сам индивидуум сидел на раскидистой ветке и сосредоточенно вязал толстый узел на длинной веревке, с петелькой совершенно однозначного назначения на конце. Внизу меланхолично пережевывал траву лошак с притороченной к седлу арфой. Изредка животное вздыхало и косилось наверх печальным лиловым взглядом.
— Это не он? — на всякий случай спросила Элия, кивнув в сторону паренька. На айвара он был совершенно не похож, но кто знает, как искусно эти создания способны маскироваться? Вдруг паренек на самом деле дитя солнца и точность прицела Стэлл при поиске столь высока?
— Этот ничтожный человечек? Нет, конечно! Уж скорее мой Ринт был бы лошадью! — презрительно фыркнула Стэлл, тряхнув роскошной гривой волос. — Но он здесь неподалеку, я знаю!
— Странный мир, — задумчиво прикусила губу принцесса, сканируя фон окрестностей. Здесь не должно быть моих церквей, однако, чувствуется присутствие силы любви, моей божественной силы. Только как-то искаженно. Не может же один влюбленный айвар так сильно излучать, что его чувства воспринимаются, как разлитая в мире свободная сила Богини Любви? Или может?
Элия призадумалась. Для точного ответа данных об айварах было в загашнике маловато, а спрашивать Стэлл напрямую принцесса не спешила. Если что-то можно выяснить самостоятельно, значит так и нужно сделать, не выдавая степени своей неосведомленности, чтобы не показать уязвимых сторон.
Итак, богиня и айвар осматривали местность, а местность в лице единственного относительно разумного представителя расы людей рассматривала их. Парень, хоть и весьма сосредоточенный на вязание узлов, все-таки заметил явление двух женщин, правда, увлеченный своим делом, непосредственный момент их явления упустил, а потому счел, что дамы не возникли самым волшебным образом, а подошли, как и положено двуногим прямоходящим.
Яркая рыжеволосая с обилием украшений странно разряженная пышногрудая красотка и ее спутница в светло-сером дорожном костюме, чье лицо прикрывали поля шляпки. В первую секунду юноше показалось, что рыжая — госпожа, а ее относительно скромно одетая спутница с аккуратно собранными в косу сложного плетения темно-медовыми волосами — компаньонка. Но в следующие несколько секунд человек подметил явно дорогой, пусть и незнакомый материал костюма «компаньонки», ее манеру держаться и поменял свое мнение. Пусть лица под широкими полями шляпки разглядеть не было никакой возможности, но почему-то парень был абсолютно уверен, что незнакомка более прекрасна, чем рыжая девица. Случайно пойманный просверк серебристо-серых глаз подтвердил его выводы.
Набрав в грудь побольше воздуха, юноша заявил хрипловатым, будто сорванным, голосом, отвлекая богиню от анализа окружающей действительности:
— Не пытайтесь остановить меня, прекрасные дамы, мое решение покинуть сию юдоль скорбей твердо!
— И не собирались, — хмыкнула Стэлл, крутанувшись на туфельках в дорожной пыли. — Вешайся!
— А собственно, почему ты хочешь свести счеты с жизнью? — вдруг поинтересовалась Элия, сама не зная зачем.
Особенного дела до глупого решения человека ей не было, богиня уже успела усвоить привычку людей весьма бестолково распоряжаться собственной жизнью в тех пределах, которые им отпустил Творец, Силы и боги, однако она привыкла доверять своим порывам и интуиции.
— Моя любовь безответна и безнадежна! Неисчислимые страдания истомили душу, а вчера меня выгнали из замка донны, запретив петь для нее, лишили единственной цели и отрады! Так зачем мне моя бесполезная жизнь? Я не могу посвятить ей ее, значит, я посвящу донне Раминде свою смерть!
— Ага. |