— Забавный паренек, — согласилась Элия, удостаивая человека ответом ради той искренней заботы и преданности, которые тот проявлял к капитану. Но, похоже, Торк считал своим долгом опекать не только Кэлберта.

— Пожалела б малыша, Светлая, он совсем еще пацан, опыта никакого, взбаламутишь ему всю душу, в ветрах потеряется, — прямым текстом что думал, то и сказал мужчина.

Элия в секундном изумлении уставилась на здоровенного моряка, так превратно истолковавшего ее невинный интерес, и собралась уже было ехидно поинтересоваться, не предлагает ли он на замену себя, как зрелого и умудренного опытом типа, а если предлагает, то в какой позе предпочитает. Но тут на палубу выскочил Джей.

— Соскучилась без меня великолепного? — чмокнув в щеку, утвердительно спросил он сестру и полюбопытствовал, озадаченный тем, какую общую тему для разговора могла отыскать богиня и один из парней Кэлберта:

— О чем речь?

— Пока вы обеспечивали будущее счастье девиц, страхуясь от обморожения, Торк предположил, что я присмотрела Лигора себе в любовники, — ядовито обронила Элия, — и теперь пытается уговорить меня передумать, апеллируя к невинности юноши и необратимости нанесенных мною душевных травм.

«Я так сказал?» — большими буквами проступил на челе озадаченного первого помощника вопрос, а белобрысый остроумец тут же заявил:

— Правильно-правильно, нечего соблазнять непорочных девственников, какой прок от этих неумех, соблазни лучше меня!

— Не получится, ты же сопротивляться не будешь, — демонстративно пожалела Элия.

— Я? О, я могу очень бурно сопротивляться, — охотно пообещал Джей, только что в грудь себя кулаком не стукнул.

— Это будет притворное сопротивление, не имеющее ничего общего с истинным, проистекающим из стыдливых глубин невинной души, — тоном истинной садистки-ценительницы констатировала Богиня Любви, щелкнул брата по кончику носа.

Пока родичи и Торк решали вопрос о сохранении девственности Лигора, герцог Лиенский тоже появился на палубе. И его внимание мгновенно привлек собирающий ветра стихийник. Молодого бога всегда интересовали игры с силами природы и чем эти игры были опасней, тем более ярый интерес проявлял Элегор. Герцог подобрался поближе к парню, которого старательно обходили стороной матросы, запрыгнул, уселся рядом и запросто спросил:

— Ты голову специально бреешь?

Молодой стихийник вынырнул из песни и застенчиво поведал:

— Голой кожей ветер лучше чувствуется, даже самый слабый.

— А свирель зачарована или магия в самой мелодии и твоей силе мага? — продолжил расспросы Элегор.

— Свирель самая обычная, я ее в порту купил. Моя прежняя, которую учитель Павих подарил, в прошлом плавании разбилась. Она из ракушек-гиан была. Когда я на водорослях поскользнулся и упал, кусок откололся. А эта, костяная, крепче, — не делая из сведений секрета и вовсе не считая их чем-то постыдным, простодушно ответил юноша и улыбнулся богу, так запросто общавшемуся с ним. Вот другие, люди, даже матросы с «Разящего», сторонились стихийника. Не явно, а все-таки чувствовал он их сдержанную опаску. — Если хочешь, посмотри! — сняв через голову серебряную цепочку со свирелью, великодушно предложил Лигор и собеседник, разумеется, тут же схватил музыкальный инструмент.

Маленькая свирель из чуть желтоватой кости была приятно теплой на ощупь и на первый взгляд не отличалась особенной изысканностью, способной превратить заурядную поделку в шедевр. Но Элегор работал с костью и, пусть не резал свистулек, мог оценить мастерски выгравированные маленькие барашки волн, бегущие вдоль ряда отверстий — незатейливое и одновременно удивительно гармоничное украшение.