— Готов служить вечно!

Элия с привычным милостивым спокойствием снесла все знаки поклонения. Латрис был далеко не худшим служителем. Что же касается паствы Богини Любви, то зачастую принцесса не знала, кого считать более нежелательным: фанатичных, настырно докучливых верующих или воинствующих 'атеистов', отрицающих милости любви. Если первые через слово поминали ее всуе, призывая на себя внимание богини и заваливая алтари бесполезными подношениями, то вторые, как правило, портили жизнь себе и окружающим. Правда, причинить какой-либо существенный вред принцессе Лоуленда они были не в силах. Богиня еще раз улыбнулась Латрису, неожиданно нахмурилась, пробормотав: 'Что? Я сейчас приду!' и исчезла.

Глава 32. О пророках и иных странных типах

Вес шкатулки, которую он нес к покоям любимой, пожалуй, заставил бы хорошо поднапрячься даже самого сильного из слуг. Нрэну же она казалось невесомо-легкой, будто воздушный шарик, тянущий не к земле, ввысь. А ведь он набил ее битком разнообразными ювелирными изделиями высочайшего качества. Легкость была в душе принца, едва не поссорившегося с Элией и умудрившегося несусветной милостью Творца вернуть ее милость.

Будь Бог Войны обычным счастливым любовником, пожалуй, распевал бы сейчас во все горло какую-нибудь веселую песню. Но Нрэн есть Нрэн, петь прилюдно его не смогли бы заставить и самые изощренные пытки. Зато на лице мужчины блистал предательский, едва уловимый намек на улыбку. Нет, не усмешка смерти, каковая проскальзывала изредка в мгновения истинного упоения битвой и обращала в бегство врагов вернее разящего без промаха меча, а почти настоящая, идущая от сердца, улыбка.

Бог собирался оставить шкатулку в приемной принцессы, мирно удалиться и ожидать ее зова. Однако, мудрым людям любого мира издавна известна участь, ожидающая благие намерения. Из них выходят ступеньки в ад самого высокого качества. Хорошо еще, если ад касается лишь самого мечтателя, гораздо хуже, если туда затягивает всех, кто попадается на пути разочарованному идеалисту.

Классифицировать принца Нрэна как идеалиста не стал бы даже самый оптимистичный субъект из пестрой когорты философов, социологов и психологов, однако, мощь его разочарования бывала поистине грандиозна.

Предательский удар под дых настиг мужчину, когда он, будучи в добром расположении духа, приблизился к покоям предмета своих воздыханий и обнаружил у дверей какого-то задохлика. Опершись спиной о правую створку, тот сидел, подтянув ноги в пыльных штанах к груди, свесив на них патлатую голову, и мирно посапывал. Всем своим видом, даже проглядывающими в дырках на мягких башмаках большими пальцами ног, мерзавец излучал самодовольную, полную безмятежность, будто не торчал незванным и нежданным под дверьми Богини Любви, а валялся дома на диване. Неужто очередной счастливый соперник из пригреваемых Элией поганых менестрелишек?

'Да как он смеет!' — пелена ненависти застлала янтарный взор принца.

Ненависти даже не к этому конкретному бродяге, а ко всем певцам, поэтам и прочим шарлатанам, вечно вьющимся вокруг Элии, отнимающим время, которое могло бы достаться ему. К слащавым ублюдкам, получающим благосклонные улыбки, взоры, слова.

Шкатулка глухо, как молоток по крышке гроба, бухнула на столик у дверей. Рука Нрэна метнулась и схватила тощего гостя за шиворот, подняла над землей и основательно встряхнула. Сузив глаза, бог процедил, отчаянно борясь со всепоглощающим желанием открутить мерзавцу голову без суда и следствия:

— Что тебе здесь нужно?

— Я пришел к своей госпоже, к Элии, — светло и радостно, будто не душил его ворот рубашки, объяснил жалкий человечишка, болтаясь, как макаронина на ветру.