|
Ни одна женщина, сколько ни перебирать воспоминаний, не могла затмить Натали, ни один туалет не мог превзойти изяществом ее платье. В кружевах и атласе, кокетливо причесанная, со множеством локонов, ниспадавших на открытую шейку, она казалась цветком, выглядывающим из листвы. Г-жа Эванхелиста, в бархатном платье вишневого цвета, предусмотрительно выбранного, чтобы придать наибольшую эффектность ее румянцу, черным волосам и глазам, была во всем блеске красоты сорокалетней женщины; на шее у нее сверкало бриллиантовое ожерелье с “Дискрете” в застежке, что должно было окончательно опровергнуть все клеветнические слухи. Чтобы читатель мог яснее представить себе происходившую сцену, нужно указать, что Поль и Натали расположились на диванчике у камина, даже не давая себе труда слушать отчет по делам опеки и пропуская мимо ушей пункт за пунктом. Сидя рядышком, они тихонько перешептывались, оба беспечные, как дети, радостно возбужденные: он - своею страстью, она - девичьим любопытством, оба богатые, молодые, влюбленные, уверенные, что их ждет безоблачное счастье. Поль, предвосхищая права законного мужа, то и дело разрешал себе целовать пальчики Натали, дотрагиваться, как бы невзначай, до ее белоснежных плеч, касаться ее волос, скрывая эти вольности от посторонних взоров. Натали играла веером из перьев тропических птиц, - это был подарок Поля, но если придавать значение поверьям некоторых народов, подарок, не менее зловещий для любви, чем ножницы и всякие другие острые предметы, напоминающие, очевидно, о мифологических парках. Сидя рядом с обоими нотариусами, г-жа Эванхелиста слушала чтение всех документов с напряженным вниманием. После того, как был оглашен отчет по делам опеки, умело написанный Солонэ и сводивший три с лишним миллиона, оставленные г-ном Эванхелиста своей дочери, к пресловутому миллиону ста пятидесяти шести тысячам франков, она сказала молодой чете: - Слушайте же, дети, ведь сейчас будет читаться ваш брачный контракт! Письмоводитель выпил стакан подсахаренной воды, Солона и Матиас высморкались. Поль и Натали мельком взглянули на собравшихся, выслушали вступительные строки контракта и возобновили свою болтовню. Без всяких замечаний были прочтены первые пункты: о личном имуществе каждого из супругов; о том, что в случае бездетности все состояние умершего супруга полностью переходит к оставшемуся в живых, при наличии же детей, независимо от их числа, четвертая часть остается в пожизненном пользовании этого супруга, и еще четвертая часть переходит в его номинальное владение, предусмотренное существующими законами; о размерах общей собственности супругов, о передаче новобрачной бриллиантов, а новобрачному - библиотеки и лошадей; и наконец в последнем пункте говорилось об учреждении майората. Когда все было прочтено и оставалось только поставить подписи, г-жа Эванхелиста осведомилась, к чему поведет учреждение майората. - Майорат, сударыня, - ответил мэтр Солонэ, - есть неотчуждаемое имение, обособленное от имущества обоих супругов. В каждом поколении майоратные владения переходят к старшему в роде, не исключая при этом его обычных наследственных прав. - Но что это даст моей дочери? - спросила она.. Мэтр Матиас, не находя нужным скрывать правду, объяснил; - Сударыня! Так как майорат - имение, изъятое из собственности обоих супругов, то в случае, если ваша дочь умрет раньше своего супруга, оставив одного или нескольких детей, в том числе сына, - граф де Манервиль будет обязан передать детям лишь триста пятьдесят шесть тысяч франков состояния их матери за вычетом своей доли, то есть четвертой части, остающейся в его пожизненном пользовании, и еще четвертой части, остающейся в его номинальном владении. Таким образом, его долг детям сведется приблизительно к ста шестидесяти тысячам, если принять во внимание затраты на имущество, находящееся в совместном пользовании, его долю из общего имущества и прочее. |
