- Оба они транжиры, - заметила одна вдова. - А уж мать, во всяком случае, не станет их удерживать.
- Но я слышал, что они учредили майорат, приносящий пятьдесят тысяч дохода.
- Да что вы?
- Как видно, дело не обошлось без господина Матиаса, - сказал один судья. - Если это верно, то старик, без сомнения, постарался спасти будущность этой семьи.
- Натали слишком красива, чтобы не быть ужасно кокетливой, - заметила одна молодая женщина. - Не пройдет и двух лет со дня свадьбы, как Манервиль будет самым несчастным человеком. Могу поручиться, что его семейная жизнь сложится неудачно.
- Придется, значит, подпереть “душистый горошек” жердочкой? - подхватил мэтр Солонэ, - Эта долговязая Натали вполне может служить жердью! - сказала какая-то девушка, - Не кажется ли вам, что госпожа Эванхелиста чем-то недовольна?
- Но, дорогая, мне только что сказали, будто у нее не остается и двадцати пяти тысяч дохода. А что для нее значит такая сумма?
- Сущая безделица, моя милая.
- Да, она отказалась в пользу дочери от своего богатства. Господин де Манервиль был так требователен...
- Чрезвычайно! - подтвердил мэтр Солонэ. - Но зато он будет пэром Франции. Ему покровительствуют Моленкуры и видам Памье; он свой человек в Сен-Жерменском предместье.
- Просто его принимают там, вот и все, - возразила дама, надеявшаяся, что Поль станет ее зятем. - Мадемуазель Эванхелиста - дочь торговца; вряд ли она откроет ему доступ к Кельнскому капитулу.
- Однако она внучатая племянница герцога Каса-Реаль.
- По женской линии!
Но вскоре толки прекратились. Игроки принялись за карты, молодые люди и девицы - за танцы, затем подали ужин, и гул празднества утих лишь к утру, когда в окна заглянули первые лучи рассвета. Простившись с Полем, который уехал последним, г-жа Эванхелиста поднялась к дочери, так как ее собственная комната была использована архитектором, чтобы увеличить размеры зала. Хотя и Натали и ее мать одолевал сон, но, оставшись наедине, они все же обменялись несколькими словами.
- Что с тобой, маменька?
- Мой ангел, лишь сегодня я поняла, как велика материнская любовь. Ты ничего не смыслишь в делах и не знаешь, каким испытаниям была подвергнута моя честь. Мне пришлось поступиться своей гордостью, так как дело шло о твоем счастье и о нашем добром имени.
- Ты говоришь об этих бриллиантах? Поль чуть не плакал, бедный мальчик. Он отказался их взять и подарил их мне.
- Спи, дитя мое, мы потолкуем о делах завтра. Ведь теперь у нас завелись дела, - сказала мать со вздохом. - Между нами встал третий.
- О маменька, Поль никогда не будет помехой нашему счастью, - сказала Натали уже сквозь сон.
- Бедная девочка, она не знает, что этот человек только что разорил ее!
На г-жу Эванхелиста напал первый приступ скупости, во власть которой в конце концов попадают все пожилые люди. Ее охватило желание вернуть своей дочери все богатства, оставленные г-ном Эванхелиста.:
Это было вопросом чести. Из любви к Натали она вдруг стала настолько же расчетлива в денежных вопросах, насколько ранее была расточительна и беззаботна. Она размышляла, как бы извлечь побольше дохода из своего капитала, часть которого была помещена в государственную ренту, ходившую в то время по восьмидесяти франков. Страсть, охватившая душу, может мгновенно изменить характер человека: болтун становится сдержанным, трус - храбрецом. |