— Страху полные штаны! — прокричал в ответ Джеймс.

Видно, Слону послышалось нечто противоположное, так как он ободряюще кивнул и поднял кверху большой палец.

Прижимая к груди чемоданчик, Джеймс шагнул к открытому люку. Далеко внизу темнел склон холма. Внезапно подумалось: что за бред, зачем кидаться в эту небесную пропасть? В этот момент Слон дал ему хорошего пинка, и Джеймс кувырнулся головой вперед в пустоту. На миг его охватила паника, но вот над головой раскрылся парашют, и он выпрямился, почувствовав спасительный подхват.

Прямо под ним медленно парили в воздухе ящики. Джеймс поднял глаза. Слон был справа футах в двадцати над ним. Внизу уже можно было различить темные фигуры, оттаскивавшие ящики из зоны приземления. И вдруг Джеймс разглядел знакомую худенькую фигурку, несущуюся к тому месту, где он должен был приземлиться, и сердце взлетело ввысь, выше облаков.

— Я люблю тебя! — заорал он ей сверху. — Я люблю тебя!

Эти слова по-итальянски звучали так чудесно, что он повторил их снова:

— Я люблю тебя, Ливия!

Земля мягко приняла двух небесных ангелов, и партизаны слышали, как один из них заливался смехом, хоть грохнулся и кувырнулся. И вот уже он, обвитый шелком парашюта, ее обнимал, повторяя снова и снова:

— Ливия, прости меня! Я очень виноват. Я отпустил тебя, но теперь уже не отпущу никогда!

Они сидели в сторонке от лагеря на поваленном дереве.

— Я тебе кое-что привез, — сказал он. И раскрыл свой чемоданчик. — Это с черного рынка в Риме. Хлеб из пекарни на Пьяцца Трилусса. И еще — вот, смотри!

Он бережно вынул свой сюрприз.

— Моццарелла, целая! Должно быть, в Рим завез кто-то из деревни. Это же чудо, правда?

— Нам нужно оружие, не еда, — упрямо сказала она.

— Судя по твоему виду, тебе и еда не помешает.

Ливия заметно осунулась с тех пор, как он видел ее в последний раз. Он разломил моццареллу и протянул ей кусок:

— Попробуй!

Ливия слегка откусила.

— Что-то не очень… — пробурчала она привередливо. Но съела немного еще. — Немного с душком, — добавила она. — И приготовлена скверно. Тонкая, водянистая. Не то, что настоящая, из Кампаньи.

— Это лучшая, какую я смог найти.

— Не стоило деньги тратить, — Ливия съела еще немного. — После войны обязательно подыщу замену Пупетте. Знаешь, настоящих молочных буйволиц днем с огнем не сыскать. А этот сыр прямо как от старого немощного быка.

От сыра остался всего небольшой кусочек, Джеймс разломил его пополам, попробовал сам. Наверное, он не был так свеж и ароматен, как прежде бывали ее сыры, но и этот наполнял рот сладковатым, жирным привкусом влажных пастбищ, поросших густой, сочной зеленой травой и разнотравьем.

— Притом еще и крохотная, — добавила Ливия, приканчивая остатки. — Пройдоха римлянин продал тебе неполноценную моццареллу. Надеюсь, ты отдал за нее не больше пары лир?

Джеймс, отдавший за сыр все содержимое своего кошелька, отрицательно замотал головой.

Они долго сидели вместе, его рука бережно обвила ее плечи.

— Джеймс, — сказала Ливия, вздохнув. — Я должна тебе кое-что рассказать.

— Я знаю все про Альберто. Мариза рассказала.

— И ты все равно прилетел? — изумленно спросила она. — Никто бы тебя не осудил, если б ты решил со мной порвать.

— Но ведь теперь все не так, как было раньше, правда? Эта война все изменила. Нам придется теперь все по-иному осмыслить — решить для себя, что хорошо и что плохо.

Она кивнула:

— Тут у нас говорят, что нужно освободиться от буржуазного лицемерия.