|
Поэзия мрачная, богатырская, сильная, байроническая – твой истинный удел – умертви в себе ветхого человека – не убивай вдохновенного поэта». Упомянутый в тексте Тимковский Иван Осипович – это петербургский цензор в 1804–1821 гг. С цензурой у поэта были сложные отношения, а с цензорами – исключительными, почти интимными, поскольку от них зависела его дальнейшая жизнь, но и к ним Пушкин относился с иронией. На Тимковского у Пушкина есть целая эпиграмма (почти признание в любви), написанная в 1824 году:
«Тимковский царствовал – и все твердили вслух, Что в свете не найдёшь ослов подобных двух. Явился Бируков, за ним вослед Красовский, – Ну, право, их умней покойный был Тимковский!»
Из за восстания в Греции в Кишинев хлынул поток сербов, румынов, албанцев, болгар и греков в сопровождении дам известного поведения. Из дневника Пушкина 2 апреля 1821 года: «Вечер провел у H.G. – прелестная гречанка». Существует предположение, что Пушкин имел в виду Елену Гартинг, которая, правда, гречанкой не была, а принадлежала к старинному молдавскому роду. После, когда Пушкин разочаровался в восстании, свою энергию он перебросил (как всегда) в ухаживания за женщинами. Дошло до того, что Пушкин стал смущать барышень во время церковной службы. А однажды, завидев в одном из кишиневских магазинов премилую даму, въехал в магазин прямо на коне. В этот период известны более 15 романов Пушкина, поэтому невозможно представить достоверные факты о героине стихотворения. Существуют сведения, что меньше чем за год, Пушкин уславливался более чем на десять дуэлей, хотя, конечно, не все они были из за женщин (треть из за карт).
Дельвигу Друг Дельвиг, мой парнасский брат, Твоей я прозой был утешен, Но признаюсь, барон, я грешен: Стихам я больше был бы рад. Ты знаешь сам: в минувши годы Я на брегу парнасских вод Любил марать поэмы, оды, И даже зрел меня народ На кукольном театре моды. Бывало, что ни напишу, Всё для иных не Русью пахнет; Об чём цензуру ни прошу, Ото всего Тимковский ахнет. Теперь едва, едва дышу, От воздержанья муза чахнет, И редко, редко с ней грешу. К неверной славе я хладею; И по привычке лишь одной Лениво волочусь за нею, Как муж за гордою женой. Я позабыл её обеты, Одна свобода мой кумир, Но всё люблю, мои поэты, Счастливый голос ваших лир. Так точно, позабыв сегодня Приказы младости своей, Глядит с улыбкой ваша сводня На шашни молодых блядей.
Мой друг, уже три дня
Стихотворение написано в марте 1822 года, тогда же у Пушкина вышел скандал с молдавским боярином Тодором Балшем, за тринадцатилетней дочерью которого пытался ухаживать поэт. Повздорив с женой Балша, Пушкин отправился к боярину и потребовал сатисфакцию за поведение его жены. Тодор Балш, будучи членом Верховного совета Бессарабии, что давало ему право носить длинную бороду, был взбешён: «Вы требуете от меня удовлетворения, а сами позволяете себе оскорблять мою жену?» Тогда Пушкин по привычке, свойственной многим нервным карточным игрокам, схватил массивный медный подсвечник и замахнулся на боярина. Однако подоспевшие друзья развели их. На следующий день Тодор Балш, поддавшись настояниям друзей Пушкина, пришёл к поэту с извинениями, а тот дал ему пощечину и вытащил пистолет. К счастью, дуэли удалось избежать. После этого случая, генерал Инзов, под чьей порукой Пушкин пребывал в Кишинёве, посадил его под арест – он запирал его в комнате и, страхуясь от побега, прятал сапоги поэта. |
